" Потом опять была уха и заливные потроха,

потом поймали жениха и долго били..."
Из дневника: "19 мая 1986г. Ходили на минирование. Юрка показывал комитет".
Тогда Француз чуть меня не угробил. Зайдя в кишлак, он повел нас с сапером в ту сторону, где я еще не был. Осознав в полной мере, что мой друг действительно "туз" на этой войне (любил он это слово), рядом с ним я чувствовал себя в безопасности. Мы шли, изредка перебрасываясь фразами, Трахов устанавливал мины, где указывал ротный, я разглядывал развалины. Медленно углубляясь в кишлак вышли на открытое место. Я о чем-то спросил Юрку но, не услышав ответа, обернулся. Рядом никого не было. Я повернулся назад и увидел Француза, который своей гримасой и жестами звал меня назад. Молча кивая головой - мол, "в чем дело?", я двинулся к нему. Юрка энергичнее стал жестикулировать, и показал куда-то влево вверх от меня. Глянув по направлению его жеста, я увидел двигающуюся чалму на крыше ближайшей крепости. Вмиг я очутился рядом с Французом.
-- Это их комитет. Пошли назад. Пока не накрыли.
-- Дай-ка я еще раз гляну.
-- Я те ща бля гляну!- Зашипел Юрка.
Мы благополучно вернулись. Больше я там никогда не был. Но и этот урок я уяснил - расслабляться здесь нельзя. На заставе Француз на меня наорал, а я, в свое оправдание, заметил: "сам виноват, предупреждать надо",- на что он резонно и очень резко ответил:
-- Сопли жевать не надо! Ты офицер, а не х... в стакане!

Следующая запись в моей тетради появилась через две с лишним недели:
"4 июня 1986 г. У ДШК. Они по мне, я по ним".
Такой перерыв в ведении записей можно легко объяснить, если знать, что первого июня - мой день рождения, а третьего числа - день рождения Юрки. Все эти дни духи нам устроили выходные. Спасибо Кариму, царство ему небесное. Погуляли мы "от вольного".
Поскольку у нас - христиан - не принято отмечать эти даты раньше срока, мы, совместив их, праздновали третьего числа.
Стол накрыли в развалинах, поближе к дороге. На заставе не стали. Незачем устраивать пьянку на виду у солдат. Приглашены были все офицеры и прапорщики батальона, но прибыли, естественно не все - кому-то надо было оставаться на заставах. Комбат с замполитом говорили лестные для Француза тосты, мне желали не посрамить чести русского офицера и боевых традиций батальона. И, естественно - вернуться в Союз живыми.
За столом вспоминали разные истории, поминали погибших, дружно хохотали, когда речь заходила о смешном. Особенно запомнился мне рассказ о заменившемся уже комбате - Евгении Петровиче Обремском. Рассказывал Юрка:
-- Вы же помните, как провожали комбата с прошлого моего дня рождения? - Дружный хохот. - Батя, под два метра ростом - ходил всегда в красных китайских кедах. Из-за них комдив на него орал, а Батя: "Товарищ генерал, ну нет на складе сапог 47 размера", генерал: "Сшей", а Батя: "Нет денег", на что генерал: "А ты не пей так, твою мать!". Хохма! Вот кого духи боялись! Огромен был во всем! Так вот - набрались мы тогда по ватерлинию, стали Батяню грузить на БТР. А в нем весу - килограммов сто пятьдесят. Еле на броню уложили. Сначала смирненько лежал, думали заснул, и вдруг как заорет:

"Моторы пламенем пыла-а-а-ют,
и башню лижу-ут языки-и-и,

судьбы мы вы-ызов принима-аем
с её пожатием руки".
Песня-то длинная, так он ее всю дорогу пел. А голосина у него - дай Бог. Шаляпин!
На сей раз тоже не обошлось без "хохмы".
Пока всех развозили по заставам, наш повар, он же минометчик, Филимонов допил остатки в стаканах и пьяный как прачка, обложив ротного матом, кинулся на него в драку. Юрка, несмотря на крепкий вид, рядом с двухметровым Филимоном выглядел растерянным подростком. Раньше Филимонов служил в Баграмском разведбате, но по какой-то причине его оттуда убрали. Француз забрал к себе этого, как он говорил - "гиббона" - "пропадет ведь". И вот, в самый неожиданный момент, дурь его полезла наружу. Так как я сам был изрядно выпивши, то не нашел ничего другого, как отправить хулигана в нокаут. Эксцесс был исчерпан. Солдатская молва вмиг разнесла, что с новым взводным лучше не связываться.
Теперь о том, что же произошло четвертого июня.
Утром, после того как я выставил выносные, Юрка уехал на другие заставы с проверкой. На заставе осталось три человека: я, рядовой Филимонов и младший сержант Егоров - один из тех, благодаря кому в войсках слово "москвич" стало нарицательным.
Как только начался обстрел заставы, я по радиостанции доложил командиру роты и с оставшимися людьми организовал отражение нападения.
Филимонов согласно боевому расчету занял свое место у миномета, Егорову я приказал занять позицию у левой амбразуры с ПК, а сам встал у ДШК. Крупнокалиберный пулемет ДШК был самым мощным и эффективным оружием на заставе, кроме, естественно, танков, коих в тот момент у нас не было. Посему это был очень веский аргумент в "беседе" с духами. Озверев оттого, что по мне стреляют, я работал пулеметом, "как глухонемой", не замечая пуль, летавших вокруг и взбивавших фонтанчики пыли от глиняных стен первого поста. К моему великому сожалению лента с патронами закончилась, и коробку пришлось менять. Коробки с пулеметными лентами хранились в снарядных ящиках. Я дернул верхний и открыл его. Взяв целую коробку, подумал что "крыша моя поехала" - ящик самостоятельно пополз на прежнее место. Когда я скинул ящик со штабеля, моему взору предстал закрывающий голову руками Егоров. Я сменил коробку и продолжал стрельбу, не забывая при этом давать целеуказания Филимонову. Огневое воздействие с этой стороны ослабло, зато с северной стороны я услышал крики духов. Схватив стоявший у другой амбразуры ПК, кубарем скатился с первого поста, я влетел на вышку третьего. Около десятка духов бежали к заставе. Будь Егоров на том месте, куда я его поставил, застава была бы прикрыта с этой стороны. Я влупил очередь - в белый свет как в копейку - целиться не было времени. Духи попадали и тут я услышал рев танкового двигателя - Француз летел на помощь.
После этого обстрела на стволе ДШК обнаружили три свежих зазубрины от пуль.
О поведении Егорова я промолчал.

5 июня 1986 г.
Каждый вечер после снятия выносных постов начальники застав докладывали командиру роты о результатах несения службы. Мои танки уже были на заставе, когда в районе пятой "А" началась стрельба. Француз был на связи, находясь у радиостанции на первом посту - при снятии выносных он всегда был на "приеме". Я как раз поднимался к нему для доклада. Начальник пятой "А" - Володя Бабенко, командир третьего взвода докладывал ротному об обстреле 443 танка. Юрка пытался выяснить - нужна ли помощь, но сквозь звуки выстрелов танковых пушек и трескотню автоматных очередей слова Бабенко, и без того говорившего порой невнятно, разобрать было невозможно. Надо принимать решение. Я понимал, как Юрке не хочется ввязываться в бой перед заменой - в Афгане он пробыл уже два года, и всем было известно - большинство погибает либо перед заменой, либо в первые же дни.
Я уже садился в танк, когда услышал:
-- Серега, стой, я сам!
Я махнул рукой в его сторону и, соединив тангенту скомандовал механику: "Вперед". Солнце уже ушло за горы. Темнело быстро. Хотелось вернуться засветло. За мной следом Юрка отправил второй танк. Сам не поехал.
Подъезжая к участку ответственности третьего взвода, я с удивлением увидел их танк, стоявший на выносном посту. "Кого же обстреляли?" - мелькнуло в голове. Тут на связь вышел Бабенко:
-- 412-й, угости "огурцами" белое здание - стреляют оттуда.
Слева от дороги стояло белое одноэтажное зданиае. Я скомандовал наводчику открыть огонь сходу. Дом был нежилой и я об этом уже знал. Когда поравнялись с этим зданием, увидел 443 танк. 413, который Юрка отправил следом за мной, я оставил между домом и выносным постом, дав команду работать пулеметом по виноградникам. Мы подъехали к 443-му. Из открытых люков медленно выходил белый дымок. Пушка была максимально опущена. Развернув танк в сторону зеленки, по ТПУоставляю за себя наводчика орудия, и спрыгиваю с машины. За 443-м вижу весь экипаж подбитого танка. От командира танка (сержант Борщев) ничего не могу добиться - он контужен и меня просто не слышит. Механик-водитель отвечает, что раненых нет. Бегло осматриваю поврежденную машину. Танк получил четыре гранаты. Три из них - в башню. Удивительно, что все живы.
-- Сидеть здесь! - Кричу я и показываю на землю. Вижу, что поняли. Прыгаю на свой танк, выхожу на связь - докладываю.
Увидев подошедшую помощь, духи отошли. (Кому же охота "с голой пяткой на шашку"!) 443 оттащили на заставу, сняли "выносной" (он просто сам не заводился) и вернулись домой.
Юрка кричал на меня матом за то, что я не выходил на связь, за то, что лезу куда меня не просят, еще за что-то, но мне было наплевать - я был под впечатлением и тихо собой гордился - не струсил.
Кроме того, я получил еще один хороший урок. - Техника должна быть всегда исправна. Заводился бы 441-й, не поехали бы его "дергать"; не сработай система ППО в 443-м, сгорел бы; будь исправна радиостанция на 412-ом, не орал бы Юрка на меня из-за несвоевременные выходы на связь. Еще и ма-а-аленький червячок внутри меня подзуживал: "Струсили ведь и Юра твой, и Вова Бабенко. Струсили! Не выехали на обстрел - из-за забора в щелочку подглядывали! А ты - ничего. Но, дружок, не обольщайся, - подзуживал другой, не менее ехидный червяк, сидевший внутри, - у тебя все еще впереди - и ты когда-нибудь струсишь".
На фоне своих мыслей я был снисходителен к Французу. Он прекрасно это понимал и видел это в моих глазах. От этого распалялся еще больше, видимо, пытаясь оправдать самого себя в собственных же глазах. Я ему не мешал. Для меня Юрка был и остался учителем. Эту слабость я ему простил.

6 июня 1986 г.
"Застава обстреляна стрелковым с двух сторон. Стоял у ПК. Во время обстрела у моего ПК пробита левая сошка. Благодарю, что оставил живым. Каждую ночь духи веселят нас своими барабанами. Обмениваемся очередями. Утром на месте вчерашнего обстрела снова стрельба. Обстрелян ХАД. Нашли лесенку. 413-ый на приколе. Привез летучку с десятой. Из дома два письма".

9 июня 1986 г.
Из-за участившихся обстрелов заставы и потому как духи стали слишком уж близко к ней подходить, к нам прибыли саперы из дивизии для установки минных полей. За старшего на заставе Француз оставил сержанта Федутика, а мы с саперами пошли в зеленку. Чтобы собака не мешала работать и не путалась под ногами, я запер Тайгу в нашем офицерском флигельке.
В зеленку пошло десять человек: команда саперов из Баграма вместе с офицером, я, Юрка и приданный заставе сапер Аскир Трахов. Юрка повел саперов по северной окраине кишлака. Там где он указывал, мы занимали круговую оборону, а командир взвода саперов с двумя - тремя солдатами ставили мину. Мины, в зависимости от местности, применялись разные. На открытых площадках устанавливали ОЗМки на замыкателях, в виноградниках - на растяжках, в проходах ставили МОНки в проломах дувалов - ПМН. Пройдя больше половины маршрута, мы вышли к проходам, ведущим к духовским комитетам. За собой мы оставили одних только мин на растяжках около десятка.
Когда мы подошли к развилке проходов и саперы поставили очередную мину, я с ужасом увидел, как к растяжке мчалась моя Тайга. Внутри похолодело. Еще метров десять, и от всех нас останутся одни воспоминания. Радиус сплошного поражения ОЗМ- 72 - до пятидесяти метров, а мы от нее в трех метрах.
- Сидеть! - моя команда прозвучала хлестко, и все повернули головы в мою сторону, потом по направлению моего взгляда.
В полной тишине кто-то из саперов изрек:
- Все. Отвоевались.
Тайга выполнила мою команду, наклонила голову на бок и, виляя хвостом, ждала, что скажет хозяин. Я соображал, что делать дальше. Решение могло быть только одно.
- Юра, уводи саперов, я вас догоню.
В это время по проходу, ведущему к комитету, метрах в двадцати от нас, пробежал душман с пулеметом в руках. Нам не хватало сейчас только этого. С противоположной стороны из-за дувала высунулась бородатая рожа и произвела гортанный звук. Из пролома в дувале еще один дух помахал нам рукой. Нас обложили, но боя не затевали, хотя очень просто могли забросать гранатами. Видимо пока либо не готовы, либо ждут команды, либо у них другая задача.
За этими событиями мы отвлеклись от Тайги. Когда я посмотрел в ее сторону, она уже ползла под растяжкой. Уши прижаты, хвост тянется по земле. Преодолев препятствие, она ткнулась носом в мое плечо, подошла к проходу, где за валуном спрятался дух с пулеметом. Задрав морду потянула воздух носом, подошла к другому проходу, посмотрела на меня, вильнула хвостом и, не издав ни звука, прыгнула в пролом дувала.
Юрка нарушил тишину первым:
- Серый - за собакой. Сапер, уводи людей за ними. Я с Траховым прикрываю. Вперед.
Тайга высунула морду из пролома и, увидев что я двинулся за ней, исчезла.
Медленно, шаря стволами автоматов вокруг себя, мы шли за собакой. Она не торопилась. Тщательно обнюхивая воздух, вела нас к дороге.
Юрка, подал команду "все ко мне" и завел группу в развалины крепости.
- Командир, - обратился он к старлею, - расставь людей по проходам, перекурим хоть.
В кишлаке сработала мина.
- ОЗМка, - отметил старший саперов и, повернувшись к Юрке, добавил, - прикрой, начальник, я тут со своими еще парочку бакшишей поставлю.
- Валяй, пехота. - И уже после установки мин, потрепав Тайгу по холке, - Ну что, Тайгуха, выводи дальше, родная. В прежнем порядке. Вперед! - это уже всем нам.
Обстреляли нас уже на выходе к дороге. Один сапер был легко ранен в плечо. В кишлаке, пока выходили, было еще два взрыва.
На заставе, когда саперы уехали, Юрка сказал:
- Славно поработали. Теперь долго не сунутся близко.
Юрка открыл банку тушенки, и вывалил всю Тайге в миску:
- Тайгуха, это тебе. Заслужила.
Как собака оказалась в зеленке, мы узнали от Федутика:
-- Вы как ушли, она все в окно смотрела. Ну, думаю, смотришь да и смотри. Тут Филимон пошел за водой, я стою в дверях, а эта сучка увидела, что дверь открыта, вышибает раму со стеклами и мимо меня в зеленку. Я ей "назад", куда там. Чуть с ног не сшибла. Корова.
Это был первый раз, когда мы были обязаны Тайге жизнью.

11 июня 1986г.
" На второй выносной обнаружен эРэС. "Китаец". Новый японский аккумулятор. Хороша находка".
Реактивный снаряд был установлен в сторону танкового окопа. От него к аккумулятору, стоявшему метрах в тридцати около кяриза, были протянуты провода. Если бы Юрка не научил меня обходить виноградники, на танковом кладбище у Багарики-Суфла мог оказаться еще один танк.
Кяриз подорвали танковым снарядом, как это мы часто делали. Выкручивается взрыватель, вставляется детонатор с коротким ОШ (огнепроводный шнур, в народе - "бикфордов шнур"), поджигается, и в ямку.

12 июня 1986 г.
"В кишлаке сработали две мины".

13 июня 1986 г.
" Ходили в кишлак за дровами. Смотрели взорвавшиеся мины. Ничего. Вечером обстреливали деревья в кишлаке. Обстрел заставы из минометов. Осколок ударился в левую грудь. Пробил блокнот, который был в кармане эксперементалки, поцарапал кожу. Миллиметров на пять в тело вошел. Могло быть хуже. Утром, при выставлении выносных обнаружили духовские рисунки под камнем. Изображают, как бьют наши колонны. Какая-то записка. Отдали в дивизию - пусть читают. Вдруг что интересное".

14 июня 1986 г.
"Вовку Бабенко отправили в госпиталь. Я на пятой "А". Что-то писем долго нет. Как там мои девочки. Немного грустно. В обед сработала ОЗМка.Лиса. Попробовал - дрянь.

15 июня 1986 г.
"У Вовки и еще у двух солдат брюшной тиф. Получил сразу два письма от Маришки. Были Абдул и еще двое. Просили угостить духов "самоваром". Юрка не разрешил".
Абдул - "хадовец". Частый гость на пятой "А". Пять лет учился в Союзе. Русским владел в совершенстве. Благодаря таким людям мы получали информацию об обстановке в зоне нашей ответственности. Они искренне верили в идеалы своей революции, беспощадно боролись с душманами, любили свою страну и видели ее процветающей. Большинство их погибло, как погиб и Абдул. Часть этих людей живет в "Советской резервации" без права на жизнь. Система их обманула, Родина вычеркнула.

16 июня 1986 г.
Юрка уехал в госпиталь. Я за него. Был в кишлаке на шестой. Ходили за дровами и бревнами для душа. На пятой "А" сделал душ. Пришел Абдул - ходили к нему, потом в Калакан. Показывал в каком кантине сидит "бородатый". Просит помочь взять. Нам это надо? Нет. Сидит человек, пьет чай, никого не трогает. Сами разберутся.

18 июня 1986 г.
Юрка в госпитале. Держат в одних трусах - чтобы не сбежал. Диагноз не поставили. Отправил им "Si-Si". Были рады. Вовка беспокоится - как тут без него. Вчера обрабатывали кишлак на шестой. Комсомолец видел, как духи тащили безоткатку. Пока вроде тихо. Яснову пришел заменщик. Писем не было. Как там дома. 22.30. Шестая обстреляна. С "Пурпура" (КП батальона) передали, что записку в дивизии прочли. На меня объявлена охота - хотят украсть.
Поскольку на три заставы остался один офицер, ко мне в роту направили комсомольца батальона - прапорщика Сашку Калугина. Лихой, нагловатый и, к сожалению, как у нас говорили - без царя в голове. Высокий, несколько худоватый брюнет, считающий себя образцом мужской особи. Физически исправен - увлекался таэквандо. В общем-то, неплохой парень, но с ним было хлопотно. Назначили его временно командиром шестой заставы.

20 июня 1986 г.
Вчера утром на шестой подорвался дух. Нашли десяток патронов от АК. Сегодня подорвался сапер. При закладке накладного заряда вместо положенных пятидесяти сантиметров огнепроводного шнура поставил сантиметров пять-семь. Рвануло до того, как он выбрался из окопа. Ранен в ногу. Пижон или дурак, скорее второе. Остался без сапера. Забрал Трахова с шестой. Комсомольца надо оттуда убирать. Вчера этот балбес ходил в "засаду" с Джансаидовым и был обстрелян.
Завалил дувал из-за которого был последний обстрел. Сел на "брюхо". Вызывал коробочку с шестой. У Юрки заменщик в Кабуле. Мне приказано завтра убыть на седьмую.

22 июня 1986 г. ВОСКРЕСЕНЬЕ.
"Обстрел возле первой выносной шестой. Выносная обстреляна пулеметом. Обработал местность. После этого сразу пошли две колонны наливников (видно духи ждали колонну 1051 - пошла на Кабул). 1053 пустая шла на Саланг. Не засветись бы духи - получился бы неплохой фейерверк. Пропустил колонны, ушел на пятую. Не успели пополниться боеприпасами, как обстрел возобновился. Подошла пехота, начальник штаба, комбат. Пехота пошла в "зеленку". Трахов с наводчиком видели "бородатых", но пехота туда не пошла. Прочесали виноградник, из которого по мне работали из автоматов. "Комсомол" - сука убил бо-бо. Завтра - послезавтра ждать подарка на выносных. Бариолай получил посылку - 15 ПТУРСов, 20 эРэСов, две безоткатки. Караван пришел к ним 18-го числа. А ты, родная, о каких-то льготах пишешь. Да не дай Бог тебе их получить! Два года потерпишь. Я люблю тебя, Маришка. Люблю!
Днем был Момон (хадовец)- мылся под душем. Говорили. 22.30. Обстреляна шестая. Начинается.".

23 июня 1986 г.
"С утра между шестой и седьмой афганская "Татра" (наливник) и "КАМАЗ" (самосвал) столкнулись. На дороге - пробка от Карабага до Калакана. Растаскивал машины. Пробку ликвидировал. Люди Абдула сообщили, что вчера Бариолай хотел зажать колонны наливников между выносными шестой и пятой в районе моста. С их стороны четверо тяжелораненых. Вечером шестая обстреляна стрелковым. Филимон первой миной накрыл духов. Слышали вопли, потом сработала ОЗМка в кишлаке (видно отходили). Местность обработали из АГС, танков, миномета, ДШК. Бариолай несет потери. В ближайшее время следует ждать нападения на нас. На заставах: пятая - я, шестая - "Комсомол", седьмая - техник. Офицера бы".

24 июня 1986 г.
" Был на "Пурпуре". Изерский в засаде взял караван. 20 направляющих эРэСов, 8 лошадей, 2 ишака, 2 духа. Караван Пакистанский. Привез на шестую заменщика Юрки. 1053 прошла без обстрела. Сопровождал".
В этот день духи не стали меня расстреливать. Видимо действительно была установка - взять живым. Не получилось - ушли. Было так:
На выносной пост нужно было доставить пищу, а ходовых танков не было. 443-й стоял в ожидании отправки в Союз после обстрела, 442-й - на выносном, а командирский - 419-й обслуживался. Экипаж заменил на нем три опорных катка и занимался смазкой ходовой части танка. Я принял решение доставить обед на выносную пешком. Взял с собой сержанта Михайлова Ивана и сапера Трахова. Повар уложил пищу в ящик, и мы пошли. Выносную позицию было видно с первого поста. Она находилась в трехстах метрах от заставы, к тому же дорога проходила мимо поста ХАД. Я был спокоен. Как оказалось - зря.
Мы прошли уже добрых две трети пути, когда услышали, как на заставе завелся танк.
-- Что-то быстро они справились. - Заметил Ваня.
-- Да нет. Тут что-то не так, - произнес я, слыша пулеметную очередь с заставы.
Мы обернулись и увидели пятерых вооруженных афганцев, которые метрах в десяти от нас, пригнувшись, перебегали дорогу от поста ХАД во двор белого дома из сада которого пятого июня был расстрелян 443-й танк. К нам приближался 419-й. За командирским люком сидел сержант Юра Порядин.
-- Духи! - Показывал он в сторону белого дома.
Я занял свое место в танке, Юра пересел на место наводчика, Михайлов и Трахов расположились за моей спиной - на трансмиссии. Ну, теперь-то мы ТУЗЫ! Я связался с выносным и заставой, дал целеуказания и мы дружно, с трех точек, саданули по "зеленке".
Уже на заставе, спрыгивая с заглушенного танка, Ванька крикнул со смехом:
- Во, бля! Сходили за хлебом, называется!
На первом посту нес службу молодой солдат, по фамилии Глинский. Он-то и увидел, как за нашей спиной дорогу перебежали пять духов, и стали по глубокому кювету догонять нас. С другой стороны дувала, вдоль которого мы шли, параллельно нам гуськом двигались еще 12 человек. До пролома, где нас собирались брать, оставалось метров 20 - 25. Солдат поднял тревогу и дежурный по заставе - сержант Порядин принял единственно верное решение. Он приказал часовому открыть огонь из пулемета, а сам на 419-ом выехал к нам. Только благодаря бдительности часового и сообразительности Порядина все обошлось. Мне до сих пор не ясно - почему не расстреляли? Ведь это было бы так просто. С десяти-пятнадцати метров нас могли превратить в решето. Думаю, что впоследствии Карим об этом пожалел.
Как вспомню того парнишку, что стоял на первом посту, невольно улыбаюсь. Голосок у него был высокий и тоненький. Одним словом - девичий. Как-то приехал на заставу командир полка. Он мне что-то говорил, и вдруг замолчал, услышав тот голосок. Удивленный взгляд, вопрос:
- Что это у вас на заставе? Баба?
-- Никак нет, товарищ майор.
-- Как это "никак нет" - я что глухой по-вашему?
-- Это рядовой Глинский. Голос у него такой.
Не поверил:
-- Приведи.
-- Глинский!
-- Я!
-- Ко мне!
-- Есть!
Заходит. Командир:
-- Ну-ка, скажи что-нибудь.
Боец удивленно смотрит то на командира, то на меня.
-- Ты что, глухой? - Нервничает командир.
-- Никак нет.
-- Что?!
-- Никак нет. - Солдат чувствует себя неуютно под смеющимся взглядом командира полка.
-- Ладно иди, солдат. Занимайся.
Солдат вышел. Командир присел на стул и закрыл лицо руками. Плечи его тряслись:
-- Ну, Погодаев, ну уморил, ей Богу уморил. Молодец.
-- Да я тут не причем, товарищ майор. Это его родители.
-- Ладно, не умничай. Замполит! - Крикнул он своего зама, который внимательно изучал Боевой листок. - Поехали. На этой заставе порядок.
Он внимательно глянул на меня, прыснул в кулак и вышел.
-- Хохмач! - услышал я его голос.
Я вышел следом - проводить командира. Садясь на БТР, Петров сказал:
-- Ты вот что! Ты береги его, - он засмеялся и махнул водителю. - Вперед!
Приятно говорить о том, что Глинский вернулся к матери живым и здоровым. На его выгоревшей под афганским солнцем гимнастерке, сверкала солнечными зайчиками, отражаясь в счастливой улыбке Солдата медаль "За Отвагу".

26 июня 1986 г.
"Вчера был Абдул с товарищем. Посидели "кам-кам". Проводили их до поста. Сегодня получил письма от Маришки (аж целых семь), от Димки, Анютки. Ответил. Ночью во второй роте, при патрулировании, по БТРу - гранатомет. Граната мимо. Завтра собираюсь к Юрке. Вечером восьмая обстреляна из гранатомета. Потерь нет".

30 июня 1986 г.
"Позавчера Юрка приехал из госпиталя. К его встрече все было готово. Седьмую обстреляли из эРэСов, в Карабаге обстреляли агитотряд, пост ХАД. С появлением танка стрельба прекратилась. 28-го часовой седьмой заставы заметил гранатометчика. Обработали местность. Информация: у духов - четверо убитых, двое раненых".
Как потом выяснилось, в агитотряде тогда работали Володя и Лена Григорьевы. Впоследствии Володя создал сайт ARTOFWAR.

1 июля 1986г.
Пятая "А" сторожевая застава. Уютная, утопающая в зелени крепость, которую до известных событий занимал крупный чиновник уезда Карабаг провинции Кабул. Теперь он жил в своем Кабульском доме. Крепость была выкуплена правительством ДРА и передана ОКСВА. Теперь здесь находился 3-й танковый взвод 1-й танковой роты танкового батальона 682 мотострелкового полка 108 мотострелковой дивизии. (Прошу прощенья - просто все это слишком много для меня значит. Думаю со временем я это уберу из текста.) Крепость была расположена на северной окраине Калакана - одного из немногих уцелевших населенных пунктов на участке от Кабула до Баграма. Говорят, когда-то их было около двадцати, осталось три: Мирбачакот, Калакан, Карабаг.
На заставе чувствовалась общая забота о жилище. Внутренний двор вымощен кирпичом и булыжником. Дорожки выложены траками танковых гусениц, окрашенных кузбасс-лаком. Ствол огромного тутового дерева побелен. Около лавочек для отдыха - любовно ухоженный розовый куст, окантованный вбитыми в землю латунными гильзами ДШК. Надо сказать, что роза - цветок Афганистана. Я нигде и никогда не видел такого обилия роз. Их и кустами-то назвать нельзя. Порой деревья, сплошь усеянные нежными, пахучими бутонами. Каждое такое дерево гордится своим неповторимым запахом, своим уникальным цветовым набором. У иных, кажущихся белыми, в центре бутона маленькое алое пятнышко; у других, рубиново красных - черная бархатистая окантовка лепестков; у третьих, нежно-розовых в середине, ярко-лимонные, с бахромой, позаимствованные у гвоздики, лепестки. Я не говорю уже о традиционном окрасе этих цветов. Белые, желтые, жгуче-фиолетовые, огненно-красные, всякие - вся цветовая гамма. В Афганистане роза цветет с марта по ноябрь. От этого и воздух там пропитан нежным ароматом цветов, спелых фруктов, прохладой гор идущей от ледяных арыков и еще чем-то неуловимым - Востоком. Особенно остро это воспринимается ранним утром, когда первые лучи солнца уже трогают вершины гор, а долины замерли в озоновой прохладе. Днем им предстоит изнывать от зноя.
Внешний двор заставы. В центре - грецкий орех. Под ним - стол для чистки оружия. Приятно было порой, урвав у войны несколько минут, сидеть, облокотившись на удобный изгиб крепкого дерева и читать. Слишком редко можно было это позволить. Наверно поэтому воспоминание так трепетно. У восточной стены внешнего двора - склад боеприпасов. Накат был настолько мощный, что на нем стояла грозная ЗэУшка (зенитная установка), которая своими двумя 23 мм стволами надежно прикрывала заставу с этой стороны. С западной стороны во внутренний двор заставы мог заехать танк - очень хорошая ремонтная площадка. Гордостью заставы была баня. Бывал я во многих банях и саунах, но особо дороги две.
Первая - отеческая. В распадке, на берегу Амура, у студеного ручья. Там я, благодаря отцу, познал прелести русской бани. Земляной пол, обильно устланный полынью. Запаренная крапива заменявшая мыло, совершенно неуместное в жарко натопленном помещении. Пахучие березовые веники, нагонявшие обжигающий воздух. Кряжистое тело отца. Солидные мужицкие разговоры под горячий чай, любовно приготовленный мамой.
Приятный поток иголок, бодрящих тело после того, как оно распаренное падает на колючий снег, или попадает под тугие струи таежного ручья. Настои ромашки и чистотела, коими заканчивается ритуал мытия. Горячая чага, заваренная отцом, которую мы с младшим братом шумно прихлебываем, как взрослые. Волшебник-отец стоит и маракует над нами, заряжая могучей созидательной силой на всю жизнь. Мудрый учитель, всю свою жизнь прививавший окружающим любовь ко всему русскому, родному.
Зимой, не ведая того, принимаешь целебные контрастные воздушные процедуры. Нет в русской бане вспомогательных помещений для ленивых. Они там просто не нужны. Предбанник и баня. Всё! И вот разденешься до гола на морозе в предбаннике, быстро-быстро шмыг в жаркие объятья, встречающей тебя густыми клубами пара бани и млеешь на полке, смакуя каждое мгновенье. Соблюдая банный ритуал, суровый в повседневной жизни отец становится добрым волшебником.
-- Сейчас мы прибавим немножко жарку, а то у Димки вон нос уже посинел. Да, Димка?! - Мы смеёмся и любим в этот момент отца еще больше.
-- Вот! Ну что, мужики, Первый пот прошиб? Всё-ё-ё. Отдохнуть пора немного. - Мы, окутанные горячим паром выходим в предбанник, где отец сразу же разливает по кружкам чагу.
- Давайте-ка, мужички, - приговаривает он, подавая кружки. - Первое средство от хвори. Димка, осторожнее бери - кипяток ведь. Сережа, подоткни там щель, а то на Димку дует. Во, нормалек.
Терпкий густой кипяток обжигает нутро, а тело млеет в предвкушении очередного захода. Не давая озябнуть, отец командует:
-- Ну что, по коням? Пошли еще разок.
После второго захода, отец, блаженно охая, раскинув реки, ложится на снег. Мы плюхаемся рядом и не хотим уходить.
-- Так. Хорош! Пошли к пару. Вот видишь, Серега как здорово что мы травки разной летом наготовили - пахнет-то как! А, Димка?!
-- Ага, - отвечает брат.
Хочется смеяться.
После пятого, шестого захода, распаренные, очищенные душой и телом возвращаемся в избу, где нас ждет накрытый стол, горячий чай и большая кастрюля, укутанная полотенцем с только что напеченными пышными и горячими пирожками.
Возглавляя женскую половину семьи, мама ведет ее в баню. Женская половина - это мама, Анютка, наша соседка баба Настя и гостьи, если таковые бывали, а бывали они часто. Женщины идут в баню после мужиков. Пар уже не так обжигает легкие и тепло в бане нежное, но терпкое - настоявшееся. Долго "наши бабы" (слова отца) парятся, а приходят - тут им и чай, и внимание, и любовь. Хорошо! Это то мирное, что часто вспоминается здесь - в Афгане, что навсегда осталось со мной, во мне.
Вторая баня - та, что была на пятой "А". Выглядела она более цивильно - вся обшита деревом. Веники использовались другие. Помимо березовых и дубовых, что иногда привозили из Союза, парились мы эвкалиптовыми (из Джелалабада), ореховыми (из веток грецкого ореха), иногда - сосновыми. Баня в Афганистане - отдохновение от войны.
Война - это прежде всего люди, их судьбы, это работа, которую делают простые солдаты и сержанты, офицеры и прапорщики. Вот мне как раз и хочется поведать будущим поколениям о людях, которые меня окружали на этой войне.
Пожалуй, одним из самых матерых сержантов, которых я встречал в армии, был Михайлов Иван, замкомвзвода Володи Бабенко - командира пятой "А". Успевал этот человек все, всегда и везде - настолько его было много. На дари он говорил не хуже любого таджика, поэтому в беседах с афганцами был за переводчика. Немудрено, что у Ваньки всегда были "афошки" - местные деньги. Что-то где-то как-то продавал, но что, где и как - никто не знал. На заставе при этом ничего не пропадало. Жучаро был тот еще. Высокий, крепкий, красивый - ну чудо, а не парень. Смел был, удачлив. Уже после войны я был в Питере и нашел там скрывавшегося ото всех Ваньку. Страшно вспоминать мне эту встречу. От былого Ивана - ничего. Передо мной был испуганный человек, терзаемый манией преследования. Наркотики. Иван сказал мне тогда:
-- Уже полгода не колюсь. Думаю - все, уже не буду. Жить слишком хочется.
Я очень хочу в это верить, Иван! Очень.
Первого июля 1986 года предложил мне Ваня в Калакан сходить. На базар. "Мы, - говорит - были там с Бабенко. Не бойтесь". Кто, я?
-- А что? На базаре Калакана я еще не был. Пошли.
И мы пошли. Я, Михайлов Иван, и сапер Трахов Аскир. Ванька шел впереди, показывая дорогу. Кишлак утопал в зелени. Идти было приятно по этой прохладе. Мы углубились в кишлак метров на 300. Население разглядывало нас с любопытством. Поразило обилие женщин без чадры. Мальчишки и девчонки окружили нас плотной стайкой и дружно лопотали, видимо, обсуждая нас. Встречающиеся старики кивали. Михайлов перебрасывался с ними приветственными фразами. Чувствовалось, что здесь он свой человек. Базар, куда мы пришли, не был базаром в том виде, в котором я привык его видеть. Просто торговый ряд - не больше. Ванька купил три бутылки колы и когда я поднес ее для глотка, увидел трех вооруженных афганцев, идущих в нашу сторону. Иван с Траховым стояли к ним спиной.
-- Духи. Только тихо, мужики. Не дергаемся.
-- Где? - спокойно уточнил Ванька.
-- За вашей спиной. Идут к нам. Спокойно, кажется мимо.
Трахов незаметно левой рукой расстегнул правый карман лифчика и достал эфку. Духи прошли мимо нас в метре, при этом, даже не удостоив нас взглядом. Прошли как породистые бультерьеры на выставке. Молча и, по-моему, даже не мигая.
-- Так, мужички, хорош. Погуляли. Пошли назад.
-- Ну, назад, так назад. - Буднично сказал Иван.
Мне почему-то хотелось съездить по его физиономии. Мы благополучно вернулись, сопровождаемые детьми.