Внимание !!! Обращения автора к читателю . Если кому-то понравятся стихи и он пожелает их использоваь по своему усмотрению, в песнях, в различных поэтических сборниках - ради Бога. Мне не жаль.

ЧТО ТАКОЕ КАВКАЗ... (часть 1 )
Что такое Кавказ - это горы в снегу,
что такое Кавказ - часовой на посту.
Это служба в метель, дикий бег по горам,
чья-то быстрая тень впереди по холмам.
Это жажда и зной, пот соленый и кровь,
это окрики: "Стой!" из секретов, постов.
Это лишний патрон в магазине АК,
и урывками сон, и на марше броня.
Это ветер надежд растревоженных дней,
это черная брешь в амбразуре твоей.
Сны и мысли людей, не отснятых в кино,
боль и горечь потерь в память вплывших давно.
Краткий день на ногах и бессонная ночь,
горы ночью в огнях, что не могут помочь.
Это пыль и песок на зубах и в глазах,
это фляги глоток и сухпай на кострах.
С круч холодный туман и обрыв у реки,
и машин караван, что не в силах пройти.
На уставших руках шрамы прожитых дней,
и следы на снегах у заставы твоей.
Что такое Кавказ - не поймешь, не узнав.
Школой жизни Кавказ застывает в мозгах.

КОЛОННА

Уходит колонна, уходит.
Дорога пылится ей вслед.
И дни друг за другом проходят,
а писем все нет нам и нет.
Нет строчек "Привет! Как ты служишь?
Скорей возвращайся, мы ждем!"
Орел над горою покружит,
напомнит о доме родном.
Холодное небо пригонит
с соседних высот вновь дожди,
И ветер завоет в отрогах,
колонну сегодня не жди.
Как хочется облаком белым
уплыть далеко, далеко
От гор запорошенных снегом
в Россию, где будет легко.
От всей суеты тяжких будней,
от этой проклятой войны,
От взрывов, что ночью здесь будят,
от тонн перерытой земли.
Уйти от всего, что нам чуждо,
навек позабыть боль и страх.
Но только упрямое "нужно"
нас держит в холодных горах.
Вдвойне тяжело, одиноко,
когда нет из дома вестей.
Предел бесконечного срока
в цепочках колонны твоей.
Сквозь горы, ущелья и реки
колонны нам письма везут.
Жаль вам не узнать и вовеки,
как их до отчаянья ждут.

ЗДРАВСТВУЙ, МАМА!

За окошком моим белый снег закружит
И зима по стеклу в первый день постучит.
Но на сердце лишь грусть и о доме тоска.
Там скучают и ждут. Нет вестей от меня.
Мне бы сесть за столом, написать на листке:
"Здравствуй, мама! Письмо отправляю тебе..."
Только снова молчу, не звоню, не пишу
И гоню от себя перед мамой вину.
"Здравствуй, мама! - опять вывожу я рукой,-
Извини, что давно не писал я домой,
Извини, что грустишь, что далек я сейчас,
Ты прости меня, мам..." День на окнах погас.
Вечер долгий стоит. Заметает пурга.
Ветер в кронах кричит. Холод. Пусто. Зима.
Те же мысли. Вина. Мама ждет. Писем нет.
Поскорей бы весна! Но все падает снег.
Уже звезды зажглись и светло под луной.
Не могу я заснуть, не приходит покой.
Когда было письмо?.. Может месяц назад.
А ты сына все ждешь, укоряя опять.
И слезинка блеснет, и исчезнет в глазах.
Мама, жди, я вернусь, наяву, не во снах!
Я вернусь, слышишь мам! Только будет весна.
Вот и все, я пришел! И скупая слеза
С глаз моих упадет и впитает собой
Боль ушедших разлук, и оставит с тобой.

ЯНА Н.

Когда исчезнет Мирозданье
Вселенной, превратится в пыль,
То в молчаливом ожиданье
Я буду жить среди руин.
Вот в этих вечных метеорах,
Что прошивают Млечный Путь,
Дышать в созвездиях узорах,
В бескрайнем космосе тонуть.
Частицей вечности останусь,
Чтоб тыщи лет искать и ждать,
Чтобы в каком-то поколенье
С тобой нам встретиться опять.

КОГДА Я БЫЛ МОЛОДОЙ

- Подъем, обезьяна! - сержант надо мной
За гриву хватает своею рукой.
Который я месяц в учебке встрею.
И Бога, и черта кляну и молю.
Влетел в сапоги, только в строй опоздал.
"Да ты расслабон неуместный поймал!"
С ноги я "фанеру" на прочность держу,
И стулья собою я в кучу сгребу.
Ползком я полы весь в поту протирал,
В одной руке тазик и тряпку держал.
Раз триста отжался и тыщу присел,
Качался, как сука, как лошадь потел.
Мне "блин" кило двадцать к ремню пристегнут,
И гирю такую же в руки суют.
"Согрейся, сынок, уж от скуки пропал".
До жопы такого веселья я ждал.
Кончается день. Я еще на ногах.
Но только не думаю ночью о снах.
До трех я на "Африке" строго стою,
А после "бананы" в зубах я жую.
"Поспите сегодня! Во взводе запал!"
Всю ночь я качался, весь пол пропахал.
Я майку с трусами до дырок протер,
Я всем скалолазам носы поутер.
Я "газ" одеваю, в километрах бег,
Здесь сдох бы любой на земле человек.
А мне лишь сержант даст пинка по ребру,
И с новыми силами снова бегу.
Уже вечереет. На ужин идем.
А наш замкомвзвод: "Мы сегодня не жрем!"
С утра не единой росинки во рту,
Зато налегке по асфальту ползу.
"Мы кто?" "Мы - спецназ!" И на третий этаж
Прыжками с Калашником прыгаем марш.
Чуть-чуть оступился и вниз полетел,
Такую толпу за собой я поддел.
"Мы кто?" "ВДВ!" "Купола раскрывать!"
Со спинки кровати ныряю я спать.
Здесь ночь хуже дня, я не сплю до утра,
Совсем задрочили волчары меня.
Я харкался кровью, я слюни глотал,
Мне снег в сапоги мой сержант напихал.
Порхал я как бабочка в них у огня,
Не чувствовал ноги потом я три дня.
Наверное, сотню я пачек сожрал,
Одну только "Приму" я днями жевал,
Как сволочь последняя мерз до костей,
Спортивней я делался, только худей.
Я десять кило за полгода согнал,
На вышке, тростинкой качаясь, стоял.
Лишь мысль мне одна умереть не дала,
Что скоро сержантом ведь буду и я.
Вот так я встревал каждый день молодым,
Не ел и не спал, в туалет не ходил.
Никак не забыть школы жизни мне той,
Те годы, когда я там был молодой.

АРМЕЙСКАЯ СКАЗКА

- Ты кто?
- Я - дух.
- Как жизнь твоя?
- Как в сказке в Армии она.
Чем дальше, тем она страшней.
- А сколько служишь, сына, дней?
- Да пять минут, как с поездов,
И не остыл остов колес.
- А, как же служба здесь твоя?
- Да как в курятнике она.
Поймают и еб...т, да так,
Что перья по ветру летят.
Да так летят, как самолет,
Который дембеля несет.
- Какого цвета сапоги?
- Твои зеленые они,
И пахнут дембельской весной,
Когда вернешься ты домой.
- Ну, все, сынок, иди, служи.
Нет, стой. Курить мне принеси.
Ты чё принес? В натуре, бля,
Ее сожрешь щас у меня!
А ну-ка ставь лося, гавнюк!
Ко лбу прижми культяпки рук!
Вот, хорошо. Еще лося.
Ты, что, положил на меня?
Прими-ка на руки упор.
Один.., четыре.., двадцать.., сто.
Начнем сначала разговор:
- Ты кто?
- Я - дух...

В ЛАГЕРЕ

Вот ступила нога, утонула в грязи.
С каблука сапога капли жижи сползли.
Подозрительный звук, и напрягся, умолк.
Вниз скользнула рука, палец лег на курок.
Над палатками дым, рано гаснет заря.
На постах мы стоим, вновь не спим до утра.
По горам кишлаки, и мерцают во тьме.
Ты смотри, не усни, и не верь тишине.
Тихо дремлет Кавказ, звезды режут глаза.
Где-то воет февраль, за окопом весна.
Стебли желтые трав шелестят на руке,
комья глины, упав, отдались в тишине.
За ущельем вдруг треск, вверх ушли трассера.
Разыгрался оркестр, мы дрались до утра.
"Вахи" утром ушли. На "зачистку" отряд.
Следы стреляных гильз на уступах лежат.
Солнце вышло в зенит, пыль и сухость во рту.
Новый день нам несет вновь тревоги, тоску.
"Гнезда духов" пусты. Завтра снова придут.
По горам кишлаки на мечетях поют.
Вышли. Сбитые в кровь ноги просят присесть.
Лагерь наш боевой - камуфляжная смесь.
Дым и холод в палатке, под ногами земля,
В голове пять гранат, да патроны к АК.
Очень трудно уснуть, мысли сна не дают.
А с утра снова в путь. Только ты не забудь,
Где-то мама и дом, где-то милые ждут.
Ты за них по горам продолжаешь маршрут.

ТЫ ЖДЕШЬ

Я знаю, ты ждешь, терпеливо, упрямо,
в жару и мороз, моя милая Яна,
Ты вспомнишь меня, каждый день начиная.
Прости меня, Ян, что тебя забываю.
В холодных горах после дикого бега
твои я не вижу черты среди снега.
И голос твой ветер совсем не поет,
лишь злобно завоет, печаль принесет.
Туман застилает в окопах глубоких.
Промозглая сырость, подъем по тревоге.
До боли в глазах, из-за тьмы и тумана,
смотрю, но не вижу тебя, моя Яна.
Ты там, где весна, где мой город рисует
проспекты свои, тополя среди улиц,
Где вечера ждут и отсветов луны,
а здесь молят Бога до света зари.
Чтоб ночью на небе не выползли тучи,
чтоб тени на снеге не бросили кручи,
Чтоб вдруг не заклинил затвор автомата,
и чтобы в подсумке осталась граната.
Поэтому ночью в секретах, в окопах
я верю в тебя до последнего вздоха.
Я знаю, ты ждешь, я к тебе тороплюсь,
тебя я люблю, и к тебе я вернусь.
...А она даже и не думала ждать. Вот так...

ГОСПИТАЛЬ

Вот и снова весна, снова птицы поют.
Распустилась листва в дагестанском краю.
Снова солнца лучи пробегают в окне.
Но лежи, хоть кричи, не подняться уже.
Ряд кроватей у стен. В госпитальном бреду
чья-то бледная тень, перевязан лежу.
С боевых по весне нас привозят сюда.
Без цветов на земле наступает она.
Алым цветом цветет кровь на белых бинтах.
Волгоград и Ростов часто сняться им в снах.
Без сознанья, в бреду, без движений лежат.
На чеченском снегу они падали спать.
Обгорали в огне, замерзали в метель.
В бой рвалися на смерть не за деньги поверь.
На культях и без рук, инвалидом он стал.
И прострелена грудь, не закроет медаль.
Нас с раненьями душ привозили в бреду.
Утром снова проснусь в госпитальном аду.
С боевых по весне нас привозят сюда,
и весну эту мне не забыть никогда.

Я ВСТРЕТИЛ ВАС

Я встретил Вас. Наверно поздно.
Уже почти держа билет.
Я встретил Вас. Ну, разве можно
в Вас не влюбиться в 20 лет?
Наверно поздно. На перроне
уже толпятся поезда.
А я вдруг понял у вагона,
что Вас забыть уже нельзя.
И ничего уж не исправить.
Мне нет обратного пути.
И остаётся лишь оставить
для Вас прощальное "Прости".

ЧЕЧЕНСКИЙ СИНДРОМ

Вам, наверно, странно слышать,
вам, не знающим войны,
То, что кто-то эхо слышит
сквозь километры земли.
Эхо взрывов, канонады,
посвист пуль над головой,
И рассветы, и закаты
принимает за огонь.
Молодое поколенье,
опаленное войной,
В жизни русло по теченью
возвращается домой.
В девятнадцать с орденами
боевых уже наград
Кто-то сам, а кто гробами,
возвращаемся назад.
Инвалиды поголовно,
все обстреляны войной,
Мы снимаем с плеч погоны.
Да, всё кончено, живой.
Безразлично наблюдаем
новой жизни оборот,
К ней не рвёмся, будто знаем
каждый новый поворот.
Всё так мелочно и глупо
после тех ушедших дней,
И грызёт нам сердце скука
этих радостных огней.
Здесь и жизнь то не в почёте.
Там всё ясно, друг и враг.
Дни, сбиваяся со счёта,
возвращают в снах назад.
В снах опять на землю эту
ухожу, оставив стон.
Ночь растает до рассвета.
На перроне эшелон.
Ждёт, как будто забывая
то, что был, зовёт туда.
Я пока ещё не знаю,
что ответить: нет и да.
Я теперь неравнодушен,
оказалось, стал к войне.
И зловеще наши души горы
тянут вновь к себе.
Осень новой жизни тает.
Рассыпается листва.
С ней как будто умирает
наша юная мечта.
Возвращаемся обратно.
Поезд, рельсы и вокзал.
Объясняя непонятно
то, что мы нужнее там.
Снова строем по аллеям
тополей прямых рядов
Тускло звёздами краснеем,
словно искрами костров.
Вновь погоны все понятны.
Сапогами мерим путь.
К прошлой жизни нас обратно
никогда уж не вернуть.
Ждём борта уже неделю.
Опостыло плац глядит.
Снег ложится на шинели,
лёд осколками звенит.
Утро. Холод. Ветер хлещет
по лицу, сгоняя сон.
Флаг трёхцветный в небе плещет,
собирая батальон.
Всё казармы, полигоны,
автоматы да стрельба,
И деревьев редких кроны
ночью путает луна.
Ни ответа, ни привета,
степь и небо, и зима.
Фонари лучами света
нам маячат до утра.
В новом утре смотрим в небо,
среди туч ища винты.
В покрывале белом снега
забывают нас борты.
Убегает тихо время.
Ждёт отправки разведвзвод.
Позади ещё неделя.
Дней и чувств водоворот.
- Скоро, скоро ли отсюда
улетим? Скажи майор?
- Я и сам всё жду, - угрюмо
обрывает разговор.
Письма пишем без ответов,
адрес свой не указав.
Просто шлём родным приветы,
не волнуйтесь, мол, за нас.
Давит сердце пустотою
бестолковых хмурых дней.
Мы сознательно бедою
корчим души матерей.
Словно что-то там забыли
в прошлый раз, спеша домой.
Мы тогда пришли живыми,
но клеймёные войной.
Видно что-то там осталось.
Скольким тысяч нас таких
В мирной жизни не досталось
счастья тех людей, других.
Возвращаемся обратно.
Просто, глупо, как домой.
И самим уже приятно
смерть и кровь мешать с судьбой.
Ждем отправки в напряженье.
Нервы струнами звенят.
Молодое поколенье
с силой рвётся воевать.
Ни за деньги, ни за званья,
не найдя себе ответ,
Стиснув жизни в ожиданье,
ускоряем время бег.
В жизни этой много, много
мы достигли бы, но вот
Вновь уходим от порога
каждый день, и каждый год.
Словно что-то здесь мешает,
бросив всё, идем туда,
Где так часто убивают,
где вздымается земля.
Молодые все ребята.
Нам бы девушек любить.
Только вот печать солдата
с душ не можем всё отмыть.
Нам бы парни веселиться.
Ни к чему в войну играть
- Что там в небе? Просто птица...
Я бросаю рассуждать.
Нет отправки. Непогода.
Пробирает всё мороз.
Словно против вся природа,
чтобы борт с собой унёс.
Батальон выходит строем
на угрюмый ровный плац.
В мыслях нет минут покоя,
лишь бы духом не упасть.
Ночью снова горы снятся.
Где же, где, не вижу борт?!
Нам бы только не остаться.
Ждет отправки разведвзвод.
Да, мы сердцем инвалиды,
искалечены огнём.
Мы полжизни не прожили
и живём вчерашним днём.
Изуродован войною,
бьётся мозг, сжигая кровь.
Мы идём своей тропою,
возвращаясь вновь и вновь.
Вам, наверно, странно слышать,
вам, не знающим войны,
Что так рвутся к ней мальчишки
тихой русской стороны.

ЧЕЧЕНСКОЕ ТРИО
ЯНВАРЬ. БЛОКПОСТ.

В хлам разбитой дороги в километр пути,
от поста до поста по грязи не пройти.
Сквозь соседний блокпост две колонны прошли.
На моём же - погост - дружно встали в грязи.
Три часа на посту не оглохнуть нельзя.
Светом фар в темноту всё ревут дизеля.
Матерится с брони боевой командир.
Над горами огни звёзды светом зажгли.
На моём рубеже, на развилке дорог
ночь спустилась уже, очернив небосвод.
Вышел месяц. Туман, расплываясь, ползёт.
"Тише! Что это там?"- Слышишь, кто-то идёт...
Передёрнут затвор. Не видать в пелене.
Всюду мокрый туман на чеченской земле.
Пулемётная дробь зазвенела в тиши.
Обработал расчёт. Замолчал до поры.
Толи бой, толи так... Пальцы ищут курок.
Веки нервно дрожат. Засветился восток.
Утро. Всё позади. Здесь ночами живут.
Что там день впереди. Его ночью лишь ждут.
На моём рубеже наступает рассвет.
И колонны уже набирают разбег.
Утро нового дня в серой дымке встаёт.
Сырость ночи меня с головой выдаёт.
Весь промок и устал. Хоть на час бы поспать.
На лежанку упал, нету силы вставать.
На моём блокпосту в январе средь зимы
юность вянет в цвету на чеченской грязи.

ФЕВРАЛЬ. РЕЙД.

Набросав на снегу некрасивый узор,
уходили в пургу наши роты в дозор.
Уходили мы в ночь, не успев отдохнуть.
Все сомнения прочь, страхи все позабудь.
- Кто на рейд? Десять дней горной цепью ходить.
Я рванулся. Быстрей. Через час выходить.
Я на плечи поднял свой тяжёлый мешок,
а когда с ним упал, то подняться не смог.
Разорвал сапоги, пальцы стынут в снегу,
ледяные ручьи обжигают ступню.
Из груди слабый хрип, нет ни стона, ни слов.
Чей-то мат, чей-то крик, резкий выдох и вдох.
На ногах сапоги льдом покрылись, звенят.
Ног не чувствуешь ты. Только здесь наплевать.
Наплевать, что не спал, что не мыт и не ел,
что январь, что февраль, ночь сейчас или день.
Что письмо не могу дописать двадцать дней.
С кем ещё воевать первой роте моей.
Мысли глупые прут в воспалённом мозгу:
пусть убьют, упаду, хоть чуть-чуть отдохну.
За спиною дорог, что непрожитых дней.
"Возвращайся, сынок, - пишет мама, - скорей".
Возвращайся скорей... Ну а кто же тогда?
Это мой тяжкий рейд, без меня там нельзя.
Я уже не могу без зачисток, боёв,
без засад, поисков, КПП, блокпостов.
Ночь в окопе стоял. А теперь вот на рейд.
Пять минут на привал. Да на марше рассвет.
Целый день по горам. В кровь ладони разбил
по пенькам да сучкам, капли сохнут по ним.
Снег на солнце раскис. Кто-то сник и отстал.
Я у склона повис, на колени упал.
Комья глины и грязь на локтях и лице,
тащит вниз тяжкий груз, вещмешок на спине.
Еле выполз, упал, задыхаясь на склон.
Рота чахнет, без сил распластавшись на нем.
Снег последний с земли я в ладони собрал,
и губами его с грязью жадно хватал.
Скорчив мышцы сквозь силу, я кляну белый свет.
Лишь бы злости хватило пережить этот рейд.
Потемнел горизонт, день уносится прочь.
Пусть он зол и жесток, но он лучше, чем ночь.
В черных сумерках дрожь. Что за тень впереди?
Озирается взвод, стиснув нервы свои.
Каждый камень и куст - всё за нами следит,
каждый шорох и хруст криком в ухе звенит.
Ночью еле уснул на холодном ветру,
а проснулся, взглянул - весь засыпан в снегу.
Давит голод, сушняк, пробирает мороз.
Все устали и спят. Кто-то должен на пост.
Лица хмурые в круг. У костра сел на снег.
Закурил рядом друг сигарету на всех.
Вспомнил родину, дом, точит душу тоска.
Мой не сбывшийся сон, та, другая весна.
И надежды, мечты все, что с нею вязал,
оказались пусты, словно зыбкий туман.
Пулеметная дробь гонит сон из вершин.
Поднимается взвод, снег сметая со спин.
Ночь прошла без потерь. Спать сейчас бы и спать.
Загорается день. Надо дальше шагать.
Всё. Привал у костра далеко позади.
Убегает тропа. Где-то рядом враги.
А когда впереди вдруг ударил расчет,
кто-то рядом упал, но подняться не смог.
На одну из засад нарвались у тропы.
И сперва не понять, бьют откуда они.
Кровь вскипела внутри, взбухли жилы на лбу.
Я навстречу огню, пригибаясь, бегу.
Снайпер лупит в упор, бьется в судорогах друг,
ярко-красной струей пена капает с губ.
Запах смерти в ноздрях будоражит наш мозг.
Зажимая в камнях, нас дырявят насквозь.
Оседает солдат, поперхнувшись свинцом.
И, на камни упав, разбивает лицо.
Из изорванных тел клочья мяса висят.
И пульсирует нерв на разбитых костях.
Холодеет душа под свинцовым дождем.
Ствол нагрет до красна бесконечным огнем.
Я в прицеле поймал. Не ошибся бы глаз.
Пулемёт разорвал землю в метре от нас.
Скоротечна, как миг жизнь в мгновенье прошла.
Всё, кто жив, кто погиб, кровь стекает с лица.
И никто не хотел умирать в этот день,
и до дома чуть-чуть оставалось нам всем.
И когда автомат мой остыл на плечах,
вдруг увидел, комбат на солдатских руках.
Я вдруг понял, что жизнь - это главная вещь,
но бесценность её очень трудно сберечь.
Это больше богатств. Деньги, слава и власть
оказались пустяк, что нервирует нас.
Мир прекрасней войны, смерть безумно страшна,
лишь в тот скорбный момент ты всё понял тогда.
Пять минут лишь назад он смеялся в ответ,
а теперь без него завтра будет рассвет.
Без него и без них. "Грузом - 200" на борт,
пряча слёзы свои, провожает их взвод.
Завтра новый рассвет, новый рейд, или бой.
Жизнь, поставив на кон, мы играем с судьбой.

МАРТ. ДОМОЙ.

Днём вчерашним ушли, дым оставив колонн,
по домам пацаны. Ждёт давно эшелон.
На колёсах, катках, лязгнув сталью брони,
покидая Кавказ, уходили они.
Срок закончили свой на просторах Чечни.
Батальоны домой через горы, мосты.
Вся бригада ушла, но оставила нас.
Накатила волна лёгкой грусти на нас.
Я вдруг тоже домой захотел, нету сил.
Всё ж пока что живой, что там ждёт впереди.
Заболело в груди. Там ведь сильно так ждут.
Через горы, мосты батальоны идут.
Там с надеждой живут, что однажды приду,
письма пишут и ждут. Я всё реже пишу.
Все ушли, но забот - в горле комом першит,
незаконченных дел, что ещё завершить.
Мне за тех, кто ушёл, ночью в горы идти,
пот и кровь проливать, принимая бои.
Тут и время твоё долгим сроком бежит.
Сколько тягот ещё нам пройти предстоит.
Кто-то раньше ушёл, оставляя других.
Пусть, кто хочет, идёт, не в обиде на них.
Днём вчерашним ушла вся бригада домой.
Кто-то должен остаться. Мы остались с тобой.

ЭПИЗОД

Картины страшной долгие минуты,
и злость в бессилье чем-нибудь помочь.
Впервые в жизни я желал кому-то
прервать ее и в мир уйти иной.
Пацан, глаза свои не закрывая,
сведенный судорогой чуть приоткрытый рот,
Свои кишки, из пыли выгребая,
их, втаскивал в распоротый живот.
Немеют пальцы, вымазаны кровью,
и губы жадно "Пить..." еще твердят.
- Еще немного. Все. Уже не больно.
Терпи, братишка. Все пройдет сейчас.
Товарищ мой, скончавшись на рассвете,
оставил право ненавидеть, мстить.
И я под пули шел навстречу смерти,
хотя так сильно надо было жить.

МОЙ СОН

Мне часто снится город Грозный.
Туман, ползущий из руин,
Меж стен разбитых небо в звездах,
горящих скважин горький дым.
Дороги улиц опаленных,
цепь бесконечных блокпостов,
На них колонны батальонов
в огне винтовок снайперов.
Тот белый снег, накрывший город,
что падал белой пеленой,
И как пьяняще пахнет порох,
стоящий в воздухе стеной.
В жестокий мир войны ушедшей
я возвращался в этот день.
Мне снится город, не воскресший
среди заснеженных полей.
Наш БТР, в грязи завязнув,
стоит, давно уже молчит,
И БМП, тросами лязгнув,
надрывно траками скрипит.
Мои друзья, что в камуфляжах
навек запомнятся лишь там.
Уже и лица скоро наши
разгладит память по годам.
Мне часто город Грозный снится,
как снился там когда-то дом.
Из-под руин еще ночами
погибших слышен слабый стон.

ГЕРОЮ РОССИИ
СТАРШЕМУ ЛЕЙТЕНАНТУ
ЖЕНЕ ОСТРОУХОВУ

Когда война ворвется в дом,
огнем своим, обуглив ставни,
Быть может, вспомнив о былом,
мы одеваем вновь медали.
Мы одеваем ордена,
как эхо тех воспоминаний.
На наши души и сердца
ложится тень переживаний.
Ломая памяти рубеж,
мы возвращаемся в те годы,
Где все горит пожарищ свет
и жизнь со смертью снова спорит.
В грязи раздолбанных дорог,
завязнув, души остаются.
Ступив на старый наш порог,
кошмары ночью в двери рвутся.
И ветеранами себя
между собой не называем.
Те девяностые года
мы слишком часто вспоминаем.
Да и какой тут ветеран?
Двадцатилетние мальчишки
По нашим селам, городам
ребята, парни да братишки.
Срывая дверь с петель, война
вдруг позовет с собой обратно.
Да вот билет теперь туда
не продают уже бесплатно.
В те девяностые года
как не хотеть нам не вернуться.
А как рвались из них тогда,
чтоб к дому снова прикоснуться.
На нашем первом рубеже
двадцатилетних ветеранов
Мы в мирной жизни тишине
своих друзей порой теряем.
Перешагнув войны порог,
не приспособленные к миру,
Мы отступаем от тревог
к игле, на зону и в могилу.
Не откреститься, не уйти,
хотя порой безумно надо.
Мои армейские пути -
неодолимая преграда.
Там столько пота, крови, слез
впитали будни боевые,
Ребят хороших взял погост,
отдавших жизнь свою России.
На той земле, где родились
уже навеки молодые,
С их именами обелиск
заменит голоса живые.
С их именами новый день,
окрасив тучи в час восхода,
Нас обнимает. Но теперь
все реже слышу звуки взвода.
Но той земле еще живут
они, разорванные в клочья.
Оборван тихий наш уют
приказом "К бою!" черной ночью.
Как я хочу еще раз сжать
металл холодный автомата.
Весь этот мир не поменять
на все, что было там когда-то.
Как в довоенные года
весна с надеждами приходит.
Меняет осень вновь зима,
да ничего не происходит.
Усталость этой красоты
в цветущей жизни угнетает.
Я реже вижу наши сны,
но лишь больнее душу травит.
Я ошибался. "Честь и Долг"
не возвратить с собой обратно.
В пустынях выжженных дорог
им проще было там остаться.
Мое проклятие - Кавказ!
Как я люблю твои пейзажи.
Хотя смотрел на них не раз,
взвалив на плечи груз поклажи.
На фотографиях застыл
твой горный вид вершин белёсых.
Мой автомат все не остыл
и ждет ладоней, боя просит.
Вновь там, где Бог другой Аллах
еще не скоро к нам привыкнет,
Секунды треплют на ветрах
судьбы разорванные нити.
Уходят дни своим путем,
часами тянутся так долго.
Насилье ломится в мой дом
живою памятью у входа.
Срывая дверь с петель, война,
огнем затягивая ставни,
Все ярче красит ордена
и начищает вновь медали.
Своим костром сжирает пыль
на потускневшем камуфляже.
Не тронув тот военный мир,
дом обращает в прах пожара.
Еще немного. Гаснет свет,
и догорают ставни в доме.
И пепел серый этих бед
волнами стелется по полю.
В проломе крыши солнца свет,
а ночью звезд замерзших бисер.
Прозрачный дождь и белый снег
собой накроет пепелище.
И вот теперь в дверной проем
уже никто не постучится.
Война, разрушив старый дом,
не может радостью напиться.
И ничего с собой не взяв,
оставив только запах гари,
Уйдет она, оставив страх
давно рассеянный годами.
Огонь военных грозных лет
все не дает душе покоя.
Но не прошу я новый век
забыть то зло. Оно со мною.
Свое уродство спрятав вновь,
война минуты все считает.
Когда прольется снова кровь,
она уже не опоздает.
Когда война, ломая дверь,
притащит в дом свое насилье,
Наверно я останусь с ней
и не пущу ее в Россию.

СТАРЫЙ ДОМ

Холодный дом давно не обогретый,
Что раньше срока, в паутине дней
Так быстро и так сильно постаревший,
Стоит на дальней родине моей.
Ещё качаются те детские качели,
Но отзвенел веселый громкий смех,
И карнавалы школьные успели
Наряды сбросить красочных одежд.
Забытый дом теплом своим последним
Ни с кем не может память разделить.
И только вечер, вечер, как и прежде,
Ему дает, уснувшему, ожить.
В сплетении былых воспоминаний
Печальный сон несбывшихся надежд
С покровом тьмы свои переживанья,
Без стука в дом приносит, наконец.
Оживший дом без радости навстречу
Спешит своим волнениям прийти.
Их нежный глас давно уже не лечит,
И не колеблет раненой души.
Застывший сон на стенах поседевших
Все о своем тревожится в ночи.
Огонь в печи давно уж отгоревший
Не стелит на пол отблески свои.
Оставленный заботою и лаской
Со старостью своей лицом к лицу,
От горя, непогоды и напастей
Ссутулил спину крепкую свою.
В напрасных бесконечных ожиданьях
Проходят дни, и каждый норовит
Еще больней задеть его страданье.
И сохнет дом от бремени обид.
На самом дальнем рубеже сознанья
Так цепко память держит этот сон.
Мой старый дом в напрасном ожиданьи
Зовет к себе слабеющим теплом.

ЛЮБОВЬ МОЯ - КАВКАЗ!

Люблю Кавказ! Люблю сильнее.
Чем дальше он, тем мне родней.
Люблю места, где поседели
Его вершины в сонме дней.
Сиянье их и многоцветье
Под жарким небом голубым,
Снегов искристых многолетье
И даль влекущую долин.
Люблю Кавказ я! Дни былые,
Где память юности светла,
Тех дней походы боевые,
Ночей бессонных чернота.
Тоскливых будней хороводы,
Дороги полные беды
Зовут к себе сквозь эти годы
И не стирают их следы.
Любовь моя в объятьях смерти
Там ярко дышит и живёт,
И строчка нежная в конверте
Вновь болью сердце шевельнёт.
"Привет с Кавказа!" Как и прежде
Живые письма не дают
Порвать нить тонкую надежды,
Что так зовет в обратный путь.
В кошмарных снах люблю всё больше
Кровавый пот и грязь боёв,
Буран кавказской горной ночи,
Что у палатки стропы рвёт.
Его вершины золотые
В последних отблесках зари
И ярких звёзд огни ночные,
Что в небе смуглом рождены.
В пейзажах красочных рассветы,
Что расплавляют мрак ночной.
Люблю Кавказ я безответно
В его строптивости живой.
Непостижимый и дремучий,
В сплетенье нервов и интриг,
Я гордый нрав его научен
С особой тонкостью любить.
Давно снедаемый тоскою,
В своей душе я дал обет,
Какой бы ни было ценою
Вернуться в мир военных лет.
Вернуться в мир, где долг мой с честью
Оставлен в хрониках побед,
Где нет корысти, лжи и лести,
И где за трусость есть ответ.
Там свят приказ, присяге верность,
И малодушья ни на грош,
Там наших чувств святую честность
С войной уже не разорвешь.
Души прекрасные порывы
Остались в памяти тех дней.
Она, состарившись, остыла.
Да вот любовь ещё сильней.
Как берег странствий вдаль зовущий,
Пленит прекрасный дикий край,
Что обескровлен и разрушен,
И чётко делит ад и рай.
Моя печаль и боль, и радость,
Моей души и сердца стон
До капли отданы Кавказу,
Как кровь не смытая с погон.
Не потому ль ещё сильнее,
Что столько дел осталось там,
Мне с каждым годом всё роднее
Кривых хребтов могучий стан.
Дождей потоки ледяные
И зной, палящий летний зной,
И звёзд созвездия ночные,
И ветер с сыростью морской.
Моей любви своей любовью
Кавказ не хочет отвечать.
Он равнодушием холодным
Её не в силах обласкать.
Любовь моя к земле кавказской,
Где светел призрак лучших лет,
Летит сквозь грозы и ненастья,
Как сердца пламенный привет.

ОБИДА

Когда не наступившее свиданье
С собой приносит ворохи обид,
Мне часто снится юное созданье
Что ветрено, наивно говорит
О всех мечтах любви неразделенной,
О всех своих желаниях и снах,
И обещает вновь вечерний поздний
Присутствием своим наполнить час.
Тускнеет день за окнами пустыми
И сонно мрак дымится на стекле.
Но нет её. И губы ледяные
Обида в кровь кусает в темноте.
В спокойном сне, забыв о обещаньях,
Она по-детски нежна и чиста.
И завтра вновь мне боль переживаний
Её нашепчут сладкие уста.
Боясь одной остаться в мире этом,
Всё что-то ждет, не хочет говорить.
Но разве ложь когда-нибудь на свете
Кого-нибудь заставит полюбить?

ПОСВЯЩЕНИЕ, КОТОРОЕ
ТЫ ТАК ЖДЕШЬ

Я помню, ты просила
Тогда с таким желаньем,
Что я улыбке милой
Оставил обещанье.
Ты долго, долго после
Все спрашивала: "Нет ли?"
И вот твои вопросы
Устали без ответа.
При встрече, как и прежде,
Не спрашиваешь: "Помнишь?"
Лишь взгляд былой надежды
От глаз моих не скроешь.
Я буду честен. Нету
Тех чувств, что нам с тобою
Подарят в мире этом
Одно, что звать "любовью".
Что вместе мы не будем,
Ты эта тоже знаешь.
Хотя о чем-то трудно
И грустно так вздыхаешь.
Но не солгу, ответив,
Что, вне сомнений все же,
Я рад тебе при встрече
И искренен. Что тоже
Как будто что-то ноет,
Что быть могло наверно.
Да только вряд ли стоит
Тревожить наши нервы.
Теперь своей дорогой
Мы каждый разойдемся.
И в памяти спокойной,
Быть может, лишь сойдёмся.
Я не люблю. Не может
На сердце вспыхнуть пламя.
Поверь, мне жаль, что все же
Не полюбил тебя я.

АЛЛЕИ, АЛЛЕИ, АЛЛЕИ...

Аллеи, аллеи, аллеи
Осеннего тусклого дня.
Вы также когда-то глядели
В другие былые года.
Сырые, сырые аллеи,
Скамеек кривые ряды.
И ветер качает качели,
Где нету уже детворы.
В глуби опустевшего парка
Вороны пестрят средь листвы.
Туман, пробираясь украдкой,
Лениво скрывает кусты.
Под низкими тучами неба
Осенних аллей полумрак.
Зеленое теплое лето
Уходит не вовремя так.
Аллеи, аллеи, аллеи
Наполнили осень тоской.
И ветер с печальных деревьев
Срывает наряд золотой.

ЕЁ ГЛАЗА

С волос, сбегающих на плечи,
В потоке золото разлив,
Украл осенний серый вечер
Нарядный солнечный отлив.
Печальных глаз глубокий омут
Не тронет радости мечта.
Их прежний взгляд счастливый смоет
Кристально-чистая слеза.
И встретив глаз живые чувства
В их одинокой красоте,
Душе вдруг сделалось так грустно,
Что нечем ей помочь тебе.

КОГДА ПОЮТ ПУЛЕМЕТЫ

Который час поёт нам пулемет,
Зажав нас в грязь раздолбанных окопов.
И каждый час - не день, скорее год,
У жизни рокового поворота.
Мы ждем когда скорее ляжет ночь.
И нету сил уже для контратаки.
У них в руках такая сжата мощь.
Мы ж копим силы для последней драки.
Мне слишком просто было б умереть.
Трудней гораздо, жизни зная цену,
Ее сегодня до ночи сберечь.
А там продать ее еще успею.
У грязи под локтями нету дна.
И звоном обвалакивая уши,
Все тянет песню, песню без конца
Свинцовый дождь, забрызгав кровью лужи.
Мы ждем ещё, темнея от вражды.
Но долог час закатный, не дождаться.
А если так - то все равно в гробы,
Какой резон нам ночи дожидаться.
Мы в полный рост встаем, бросаясь в бой,
И ненавистью страх былой размажет.
И виду ни один и не другой,
Что умирать не хочет не покажет.
Теряя кровь и жизни мы пойдем.
Вставайте братья, кто живой остался!
Пусть шансов нет. Но все ж мы поживем.
Нам только б с пулеметом рассчитаться.
Огонь в упор. Хрипит наш командир.
И в горле крик ломается от пули.
Но в целом мире нет таких причин,
Чтобы назад мы лица повернули.
Бежим быстрей! Остатки сил растрать!
Окопов грязь осталась за спиною.
В них слишком тесно было б умирать.
А смерть такая жизни-то не стоит.
Вот пулемет. Еще один рывок,
Когда уже рукой подать до счастья.
У нас земля уходит из-под ног,
И мир весь распадается на части.
Рокочет ствол, стрельбою раскален,
Огнем своим дырявя наши груди.
И, падая, мы все еще ползем,
Как к свету к ненавистной амбразуре.
И вот на звонком слоге пулемет,
Не донеся нам строчки до куплета,
Гранатой искореженный, замолк
В финале измененного сюжета.
Летучий дым уходит, обнажив
Глазам войной растерзанные трупы.
Я все еще не верю в то, что жив,
Отсрочив смерть в последние минуты.

Который час поет нам тишина,
Своей тоской лаская наши лица.
Нам этой ночью было не до сна,
Мы тишиной всё не могли напиться.