Юрку сбила тепловая ракета. Самолёт потерял управление и через миг должен был врезаться в гору. Он машинально нажал на гашетку катапульты и вылетел из кабины. Как же он проклинал потом за это свой палец! Парашют раскрылся, земля приближалась и он понял: пощады не будет. Жизнь "до" закончилась. Началась "после". И судя потому, что творилось в низу, жить ему оставалось не долго. С низу в него целились несколько десятков стволов. Пули противно резали слух, дырявили парашют, но Юрку не задевали. Толпа цвета хаки орала. Юрка подумал, что можно застрелиться и избежать жестокой смерти. Хлопнул себя по бокам, но пистолета не было... Юрка представил, как сейчас коснётся земли и унизительно поднимет руки... Но, как только он приземлился, его тут же сбили с ног. Боевики сбежались к парашютисту в диком количестве. Ещё бы, это был первый живой вражеский лётчик! Его били ногами. Врезали прикладом по голове. Бородатый верзила, в "лифчике" на голом, волосатом торсе, сорвал гермошлем и зловеще глянул Юрке в лицо. Боевики замерли. Прокатился гул изумления: из-под шлема смотрели голубые глаза и торчал нос-картошкой.
- Ара, руса! - крикнул верзила истерическим голосом.
Орава набросилась в иступлении. Безжалостное избиение продолжилось с новой силой. Как ни странно, но сознание Юрка не потерял...
- А ты везунчик! - улыбчиво заметил офицер, вытащивший его из-под ног обезумевших бородачей. - У тебя только одно ребро сломано и лёгкое пулевое ранение. Плечо зацепило... Ты не бойся, ты уже в безопасности, в руках национальной безопасности, - шутя продолжил он, когда Юрку посадили в приехавший "бобик" и тщательно прощупали.
Офицер явно хотел войти в доверие. Юрка понял, что он "особист".
- Оружие отобрали?
- Пистолет?
Офицер сделал кивок, всматриваясь Юрке в глаза.
- Если бы нашёл, то застрелился. Ещё в воздухе понял, что потерял...
- Ну, может это и к лучшему...
Юрка ухмыльнулся. Что может быть лучше смерти для наёмника, попавшего в плен? Но Юрке снова повезло...

* * *
Поступать в лётное Юрка приехал налегке. Даже без ручки. Было только безумное желанием стать военным пилотом. И Юрка поступил. Невероятно удачно сдал все экзамены.
- А ты фартовый, - одобрительно произнёс начальник, поздравляя с зачислением. - В воздухе это не последнее качество...
Теория Юрке давалась с грехом, а вот на практике ему не было равных. Схватывал всё на лету. В смысле, в небе, в кабине самолёта. Инструкторы им гордились.
- Удачный выпускник, - соглашались они, обсуждая курсантов в курилке.
Удачливым Юрка оказался и на личном фронте. Все старшекурсники и холостые преподаватели сохли по библиотекарьше. Молодой, разведённой красавице, воспитывавшей малолетнюю дочь. Юрка тоже был в числе неравнодушных. Но его неравнодушие быстро переросло в сильное чувство. Юрка страстно влюбился. Даже поспорил с друзьями, что она станет его женой. И она ею стала. Выбрала настойчивого молодого курсанта, хотя за ней с ухаживали женихи посолиднее. После окончания училища, Юрка попал служить в Азербайджан. Молодые жили в счастливом браке, но... в бывшем бараке. Была надежда, что Юрке дадут жильё по лучше, но через год начался карабахский конфликт, а ещё через три - рухнул Союз. Юрка, ожидая в Азербайджане своей дальнейшей участи, продолжал служить в войсках СНГ. Некогда элита общества - военный лётчик, теперь вынужденно продавал своё обмундирование, чтобы прокормить жену и приёмную дочь...

* * *

...Бывшему советскому капитану, Юрию Биличенко сначала показали город, который он бомбил, а потом уже его самого показали по телевизору. Он смотрел с экрана потухшими глазами. Говорил медленно, но чётко. Искренне раскаивался, проклинал судьбу. Кассету с исповедью наёмника растиражировали и отправили в СМИ. Так плёнка оказалась и у меня. На ней Юрка, в камуфлированной лётной куртке признавался в том, что совершил величайшую глупость, попав на чужую войну по собственному желанию:
- Сначала предложили перегнать самолёт с одного аэродрома на другой. Потом сделал ещё пару перегонов. Заплатили... Вскоре поднялся в небо нагруженный бомбами...Когда решался вопрос оставаться в ВВС Азербайджана или нет, то разговор шёл не о стариках, женщинах и детях. Мне говорили, что в Степанакерте мирного населения не осталось. Рассказывали, что там находятся только наёмники: негры, французы и даже француженки, которые не сдаются в плен. Вышло же всё наоборот. Как и пять лет назад, в Карабахе рождаются дети, идёт нормальная жизнь. И всё это там называется неграми и француженками. Когда я увидел жизнь нормального гражданского города - обалдел. Если бы я знал, что предстоит бомбить жилые кварталы, никогда бы не сел за штурвал самолёта... Сейчас у меня одно желение, чтобы во время очередного авианалёта одна бомба попала в тот подвал, где сижу я , потому что мне уже невтерпёж видеть искалеченных людей, сирот, изуродованных младенцев, вообще не видевших жизнь. Это очень скверное чувство...Те, кто продолжает летать, этого не видели. Я бы очень хотел, чтобы они посмотрели на сегодняшний Степанакерт и вспомнили бы о своих семьях...Бомбёжке подвергаются обычные мирные жители, не имеющие отношение к этой войне. Это самое страшное...Честно говоря, не собирался служить в Вооружённых Силах Азербайджана. Я уволился и хотел вообще больше не связываться с армией. Получилось так, что я вляпался в эту дурацкую историю. Теперь точно - в последний раз. Если говорить об оплате, то перед тем, как я собирался ехать домой мне выплатили две тысячи долларов и ещё рублями. Если всё перевести в рубли, то выходило 350 тысяч...Кому-то нужно, чтобы здесь продолжалась война. Телевидение Азербайджана обвиняет во всём армян. Говорится, что Сумгаит и Баку затеяли армяне, что азербайджанский народ - миролюбивый народ и ему не дают жить... Хочу просто обратиться к тем ребятам, которые летают, не задумываясь над своей судьбой, над тем, что они делают. А делают они очень грязную работу, лишают жизни других людей. Я хотел бы обратиться к Косте, Балахану, Серёге, Сане. Чисто по-человечески сказать: одумайтесь, загляните себе в душу и осознайте, зачем вас родила мать. Наверное, не для того, чтобы вы лишали жизни таких же, как и вы...Ясно одно: пройдёт время, может собьют вас, а судя по тому, что я здесь видел, летать вам осталось недолго, милости просить тогда у вас не будет времени...

* * *

Юрку сбили 20-го августа, а ровно через три недели в Азербайджан приехал Толя. Отставной майор Анатолий Чистяков. Он сел за штурвал, спустя несколько лет после того, как уволился из армии. Толя думал: " Не пропаду!". Но оказалось, что "гражданский хрен" "армейской" редьки не слаще. Тогда он подался на "вольные хлеба" в горячую точку. Отлетав четыре месяца, Толя стал Юркиным соседом. Их камеры находились друг против друга.
- Слышь, тут ещё одного лётчика привезли, - сообщил Юрке охранник, во время утренней проверки.
- А откуда, как зовут? - оживился Юрка.
- Вечером всё узнаешь...
За пять месяцев отсидки, Юрка для охранников перестал быть чужим. Их лютая ненависть сменилась милосердием. Толе всё это ещё предстояло пройти: и ночные издевательства, и имитации казни, и неожиданно щедрые дары с их обеденного стола...
Вечером, как, и было обещано, "собачка" на двери откинулась. Юрка просунул голову и в таком же отверстии напротив увидел славянскую внешность. Он кивнул и представился:
- Капитан Биличенко. Зовут Юрой.
- Майор Чистяков. Толя, - уныло улыбнулся новый сосед.
- Откуда будешь?
- Из Уфы. А ты?
- Из Полтавской области.
- Где сбили-то?
- В северной части...
- А меня под Степанакертом...
Тут охранник вмешался и запретил беседовать на эту тему. "Собачки" захлопнулись. Через пару часов за Толей приехал уазик. Его отвезли на очередной допрос в ГУНБ и провели видеосъёмку. На видеоплёнке он совсем не походил на военного лётчика: борода, длинные волосы, белый свитер...
- В 1992-ом году узнал, что в Азербаджане нужны техники, инженеры, в общем авиаспециалисты. Говорили, что им хорошо платят. Лётчику за вылет платили 100 тысяч рублей. Из Уфы прибыл 10-го сентября. Предложили выехать на авиабазу Кюрдамир, куда был отправлен на вертолёте в тот же день. Пробыл там десять дней, после чего переехал в Доляр, где выполнял учебно-тренировочные полёты. К боевым вылетам приступил 3-4 октября. За период до 10-го октября выполнил несколько заданий. Работал на юге Карабаха. По высотам возле села Ехцахох и на севере, в районе реки Хачачай, где на горах также находились опорные пункты противника. 11 октября убыл домой по личным делам. Вернулся через 12 дней. До конца месяца находился в Кюрдамире, выполняя вылеты по северной части Карабаха и по югу, где находились позиции и подтягивались войска. Бомбометание производилось по приборам, то есть о точности говорить не приходиться... С начала ноября был в Доляре, продолжая выполнять вылеты. Потом 8 дней болел. После этого выполнил два вылета на населённый пункт Умудлу. После кратковременного отпуска вернулся в расположение части. Бомбил автодороги и позиции в Мартунийском районе. Тогда до меня дошла информация, что Костя и Алексей бомбили аэродромы Вардениса и Капана. Очень удивился, узнав, что это территория Армении. С 13-го декабря полёты не выполнялись. Готовилось наступление. В начале января мне ребята сказали, что Костя предложил использовать в работе бомбы с химической начинкой. Но все отказались от этой бредовой идеи. Но я не отрицаю мысли, что это рано или поздно может случится. Правда, этот лётчик должен быть фанатиком, либо сумасшедшим...Подготовка к наступлению продолжалась. Мы участвовали в учениях. Как-то раз предложили перегнать два самолёта МИГ-21 с аэродрома "Насосная", где производили их сборку на ремонтном заводе. Выяснилось, что самолёты были из числа 8 штурмовиков, закупленных Азербайджаном у Украины. Первые два самолёта оттуда прибыли в полном порядке, третий же был без хвостового оперения и крыльев. Сборку производила бригада украинских ремонтников - человек десять. Мы перегнали эти самолёты. в Доляре, когда готовились к начтуплению, я заметил два СУ-25. Ребята рассказали, что они тоже были закуплены, но уже в Грузии и прибыли в середине октября. Когда же состоялась сделка - не знаю. Хорошие были самолёты. Пятнадцатого января началось наступление. Вылетело 5 самолётов: МИГ-25, один СУ-25 и два МИГ-21. четыре самолёта были сбиты и я оказался здесь...Хочется ногти кусать - всё было неправильно. Если же кто задумал воевать против Карабаха, то ни снискать ему здесь лавров. Народ здесь живёт и борется...В Баку нам говорили, что в Карабахе нет мирных жителей, что здесь остались только боевики. Но меня возили в машине по городу и я убедился, что Степанакерт живёт нормальной жизнью. Правда, не хватает питания, топлива... И несмотря на то, что я являюсь врагом карабахского народа, грубого отношения с их стороны не почувствовал. Меня здесь кормят, несмотря на трудности...Что касается оплаты, то никаких контрактов я не подписывал. Обещали 5 тысяч долларов в месяц, однако, выплата производилась несвоевременно. Наверное, чтобы как-то попридержать лётчиков. В начале января я получил 10 тысяч долларов. Не джентельменский договор...

* * *
Журналистам лётчиков показывали охотно. Юрка хоть был младше и неопытнее, но держался молодцом. Ему было 26, а Толе 45. Юрка говорил рассудительно. Понимал, что над ними будет устроен показательный процесс.
В живую, впервые, я встретился с ними в январе 94-го. Их дела вела военная прокуратура. Вскоре, каждый в отдельности должен был предстать перед трибуналом.
- Чем всё закончится догадаться не трудно. Приговорят к смерти и расстреляют, чтоб другим не повадно было, - сказал Юра мне в интервью через решётку.
Их выводили в тюремный корридор, но от журналистов отгораживали "клетчатой" металлической дверью. Я передал им небольшую передачку. Толя выглядел растроенным. Шансов на то, что их простят и отпустят практически не было. Чем больше разростался ажиотаж вокруг их персон, становилось ясно: поблажек не будет. Хлопотать за них было некому. Наёмники - вне закона. Их жён приглашали в различные ток-шоу российских и украинских телеканалов. Фамилии Биличенко и Чистяков постоянно фигурировали в публикациях о военном наёмничестве. И везде они выставлялись плохими парнями. Солдатами удачи, наживавшимися на чужих смертях...
Журналисты старались залезть им в душу по глубже. И я в том числе. Искал болевую мозоль. Юрка не поддавался. У Толи же ею была тема семьи. Он очень тосковал по своим близким. На вопрос, соскучился? Толя причмокнул левым кончиком рта и устремил взгляд в верхний угол тюремного коридора. Он немного помолчал, а потом повернулся к микрофону и произнёс:
- Закурить не найдётся?
Толя не выдержал испытание ожиданием. В отличие от невозмутимого Юры, он писал Ельцину, Патриарху Алексию, руководителям Армении и Карабаха. Просил пощады, умолял сжалиться... Но вера в чудо подрывалась с каждым безответным днём. Не дожидаясь суда, он сам себе вынес приговор...
Конвойные не редко делились с арестантами своим обедом. Угощали самогонкой или домашним вином. Как-то вечером Чистяков попросил немного выпить.
- Что праздник какой-то? - поинтересовался подмигнувший охранник.
- Какой ещё в тюрьме праздник! Скорей поминки по своему прошлому в пору справлять...
Охранник не стал вдумываться в смысл сказанного и щедро угостил Толю бутылкой вина. Вскоре, из его камеры послышались тяжкие стоны. Смена выскочила из караулки. Толя лежал на нарах, громко хрипел и харкал кровью. На столе валялись осколки разбитой бутылки.
- Он, гад, стекла наглотался. "Скорую" срочно вызывайте! - завопил начальник смены.
Врачи долго пытались спасти ему жизнь, но в итоге выписали заключение о смерти...

* * *

Нервы у Юры оказались железными. Как решётки на тюремных окнах. Он мужественно пережил гибель коллеги по несчастью, но себе такой участи не желал. Терпеливо ждал начала трибунала. Суд был открыт и показателен. Юрка подтвердил, что совершил 16 боевых вылетов. И это чистосердечное признание было единственным фактическим основанием для обвинения. Пострадавшие от бомбёжек не понимали, как они могут дать показания о том, что в день налёта в небе был именно Биличенко.
- Мы же не видели лицо лётчика? - искренне удивлялась пожилая свидетельница бомбёжки.
Его обвиняли в нанесении ущерба на сумму 238 миллионов рублей ( в ценах августа 1992-го), в умышленном убийстве десяти и более человек при отягощающих обстоятельствах, а также в причинении ранений четырём десяткам людей. Юрку приговорили к смерти.
- Биличенко под статус военнопленного, согласно Женевской конвенции не подподал, - комментировал потом мне вердикт председатель карабахского трибунала Карен Гараян. - Потому что не являлся гражданином Азербайджанской республики. Он, после увольнения из Вооружённых Сил СНГ переехал к себе на Родину, в город Знаменку, и был завербован представителями ВВС Азербайджана. Он не попадал под статус военнопленного ещё и потому, что не стоял на довольствии в Вооружённых Силах Азербайджана. И денежное вознаграждение у него существенно отличалось от обычных военнослужащих азербайджанской армии. То есть ему платили пять тысяч долларов в месяц.
Мы встретились после приговора, летом 94-го. Беседовали в комнате для допросов. Юрка был в красной майке, в которой я видел его ещё зимой, и в синих спортивных брюках. На ногах - клетчатые домашники. Когда его вели по коридору, он улыбнулся:
- Узнал? - спросил я.
- Да. Дима из НТВ?!
За два года Юрка общался с несколькими десятками журналистов и мне было приятно, что я запомнился не только внешне. Честно говоря, после вынесения ему смертного приговора, никто не верил, что он будет приведён в исполнение. Это было бы и не гуманно, и не разумно. После принципиального судебного вердикта, политическое руководство Карабаха должено было продемонстрировать свою добрую волю и проявить милость. Но для этого эффектного действа нужен был громкий повод. Повода пока не было, и я решил воспользоваться периодом неопределённости в Юркиной судьбе и сделать спец.реп под условным названием "Исповедь смертника". Это было бы продолжением видеоистории его жизни. Первое телеоткровение журналисты называли "Исповедь наёмника".
- Я в жизни сделал единственную ошибку, она оказалась роковой. Ну а за ошибки надо отвечать. - начал он свой рассказ. - Если "вышка", так "вышка".
- Убийцей себя считаешь?
- Если по моей вине, действительно, погибли мирные жители, тогда - да. Я себя считаю убийцей. В этом случае.
Юрку не покидало самообладание. Но при этом он сказал, что впервые за два года спал крепким, спокойным сном в ночь после вынесения приговора.
- Спал, как младенец. Ты не поверишь, но я обрадовался. Не приговору, конечно, а тому, что наконец всё закончилось.
Мы беседовали долго. Это был тот редкий случай, когда человек не комплексовал перед камерой. Юрка говорил от души и не пытался артистически вызвать у будущих зрителей слезу сострадания...
- Практически, можно сказать, жизни я не видел ещё. Потому что если оглянуться, то в 17 лет окончил школу, плюс четыре года училища - 21 год, а в 26 лет ( Юрка стал ухмыляться и озираться) я попал сюда. Практически я жил пять лет. Ну, я беру сознательную жизнь, когда закончил училище, был офицером, служил... ( Юрка пожал плечами и опустил глаза) Что могу сказать за пять лет?
Иногда мы выключали камеру и просто беседовали о жизни. Юрка рассказал о сокровенном.
- Вызвал как-то начальник тюрьмы в кабинет. Такое редко бывало. У меня даже сердце ёкнуло. Понял, что ждёт меня какой-то сюрприз. Приятного ожидать в моём положении вряд ли стоило, но я всё же это почувствовал. Интуиция, Дим, в критических условиях, ох как обостряется! Дверь кабинета была открыта. Я сидел перед столом начальника, спиной к двери. Услышал шаги по лестнице. Понял, что идёт женщина. Представил свою жену. Начальник посмотрел через меня на вошедшего в кабинет. Я обернулся и обалдел. На пороге стояла она...
Юркина жена пережила обидные унижения и страшное безразличие. Она искренне надеялась, что Юрку не оставят в беде одного. Но ни в России, ни в уже независимой Украине, откуда он был родом, никого судьба пока ещё живого человека не интересовала. Только ток-шоу с публикой в студии, жаждующие острых дискуссий , настойчиво зазывали её в прямой эфир. До начала программы вся творческая бригада обычно крутилась вокруг неё, с наигранными улыбками сочувствия. Но как только она по-женски начинала делиться о своём горе, её как правило прерывали тупым и неуместным вопросом:
- А хотите чаю или кофе?
Она долго не понимала, что судьба Юры волнует только её. Как только начинался эфир, закулисное сочувствие улетучивалось. Публике её представляли, как "боевую подругу наёмного аса". Начиналось цинничное давление на психику. Когда программа заканчивалась, её уже никто не замечал. Она превращалась в отработанный материал. Итак, до нового приглашения в аналогичную программу другого канала. Она не отказывалась, потому что думала, что хотя бы так Юркина фамилия будет на слуху и, возможно, в его истории произойдёт какой-то неожиданный поворот. Но в итоге, потеряв всякую надежду, жена азербайджанского наёмника, одна, решила приехать в Карабах. Этот мужественный поступок здесь оценили. Ей бесплатно предоставили жильё, снабжали продуктами и разрешили ежедневно видиться с мужем, приговорённым к расстрелу...
Юрка сам не подозревая так расположил меня к себе, что я на волне откровения по-свойски задал ему вопрос в лоб:
- Расстрел представляешь?
- Единственное, я вот сколько раз думал, это...Ну, может быть это будет зависеть от человека, или от людей, которые будут это дело воплощать в жизнь. Если так можно выразиться, - Юра смотрел в пол. - Чисто,так, психологически, до нажатия на курок. Вот сколько он будет тянуть, испытывать твои нервы... Если попадётся такой понимающий парень, резко передёрнет затвор (голос Юрки задрожал), влепит пулю, да и всё...
Мы стали прощаться и тут Юрка неожиданно сообщил:
- Оставьте, что-нибудь почитать. У меня день рожденья сегодня...
Я поздравил и отдал ему то, что было - свежий номер газеты "Голос Армении". В этот день Юрке исполнилось 28 лет. Возможно, это был его последний день рождения при жизни... Но ему снова повезло.

* * *
Подавать прощение о помиловании Юрка не захотел. За него это сделала адвокатша, жительница Степанакерта. Верховный Совет НКР заменил расстрел на пожизненное заключение. Потом, совершенно буднично проскочило сообщение о том, что Юрке "скосили" срок до 25-ти лет...
После нашего последнего общения пролошло два года. В мае 96-го глава МИД России Евгений Примаков выступил с инициативой обменять всех пленных без предварительных условий и вне зависимости от их деяний. Обмен производился во время визита Примакова в Баку, Ереван и Степанакерт. Первой на маршруте была столица Азербайджана. Там, после переговоров, к большому пассажирскому самолёту Примакова подвезли автобусы с армянскими пленными. Но несколько человек отказались лететь в Армению. Это были русские, в основном казаки, требовавшие переправить их сразу в Россию. Кое-как Примаков их уговорил. Пообещал, что в Ереване они из самолёта не выйдут и полетят с ним дальше, в Москву. В Армении и Карабахе ситуация повторилась, но Примаков уладил и её. Я искренне порадовался за Юрку, ведь он столько пережил... Но вдруг мне стало известно, что пилот Биличенко до сих пор находится в Степанакерте. Его помиловали, но оставили. Юрка живёт в городе, к нему приехала семья... Я понял, что надо ехать и снимать ещё одну историю о новом повороте в его жизни. Но репортажа не получилось...
Долго искать Юрку не пришлось. Знакомые сотрудники карабахского МИД сообщили, что он работает в аэропорту. Но оказалось, что Юрка не просто работает, он служит в карабахской армии, в войсках ПВО!
Он играл в нарды в тенистой беседке, в камуфляже с капитанскими звёздочками на погонах и в шапке с кокардой ВС НКР. Увидев меня, заулыбался.
- Рад тебя видеть, как ты? - начал я с дежурных фраз, когда жал ему руку.
- Как видишь...
- Ну, что надо бы про тебя ещё раз репортаж снять. Это ж надо, как тебя жизнь крутанула? Хоть книгу пиши!
- Нет, не надо...Не стоит.
Юрка поник. Я выдержал паузу. Он кинул кости и машинально сделал ход, хотя по лицу чувствовалось: Юрка думал не о нардах. Он вскинул голову и посмотрел на взлётку.
- Ты, что делаешь?! Я тебя, бл..дь, как учил?! - закричал он рабочему, клавшему асфальт.
Юра отвлёкся на служебные обязанности. Извинился.
- Что-то не так, что-то мешает? - осторожно поинтересовался я.
Юрка ответил не сразу. Покрутил головой по сторонам и вполголоса произнёс:
- Тут ваш китаец приезжал...Я может поначалу и не против был, хотя, что я, всё ведь за меня решают... Ну, и начал он командовать. Сюда встань, то скажи...Я не выдержал сказал, что не буду сниматься.
- А он?
- Сказал, что раньше я посмелее был.
Я понял, что Юрка рассказывал про собкора "Вестей" по Армении - Эдика Сахинова, монгола по национальности.
- Ну мне-то ты не откажешь!?
- Нет, Димка, давай не будем... Не хочу я этого, пойми меня по человечески.
На эту просьбу мне нечем было возразить. Вообщем-то и не важно уже было будет репортаж или нет. Меня переполняло огромное желание пообщаться с ним, просто выпить водки. Это было живое кино. Смертник после помилования служил врагу. Возможно, такая участь была хуже смерти. Но обо всём надо было поговорить по душам. И я предложил:
- Юр, поехали в город. Я тебе кассету с репортажем привёз. Ну, помнишь интервью смертника. в день твоего рождения? Разве не интересно взглянуть?
Юра пожал плечами:
- Поехали...
Теперь предстояло найти знакомых, у которых был бы видеомагнитофон. Овик предложил заехать к его приятелю, бывшему боевику Арегу. Нас там приняли очень тепло. Юрку узнали, но и к нему отношение было таким же. Усадили за стол. Арег получил ранение летом 92-го и после этого воевать уже не мог. Тогда же сбили и Юрку. За столом сидели противники. Причём, на плечах Арега была накинута потёртая афганка, на спине которой проступали следы белого креста. Так, краской или чем-то другим, армяне на своём обмундировании и бронетехнике обозначали христианский символ, чтобы на поле боя было понятно, где свои, а где чужие. Юрка же, бомбивший, возможно, Арега на самолёте с полумесяцем, теперь был одет в новенькую камуфляжную куртку с капитанскими погонами и шевроном - Вооружённые силы НКР.
Без конфликта не обошлось. После того, как официальная часть застолья миновала и все мы перешли на дружеское "ты", Арег захотел услышать Юркино раскаяние. Но Юрка не стал ныть и жаловаться на судьбу.
- Была война и я был убеждён, что бомблю позиции. Я кто - военный лётчик. Это моя работа.
- Врёшь! - закричал Арег и хлопнул ладонью по столу. - Тебе было всё равно, кого бомбить. Это ты сейчас так говоришь!
- Если бы я...
- Нет, это если бы я тебя тогда там встретил, - яростно перебил его Арег и вытянул руку с указательным пальцем в сторону, - то ты бы тут со мной не сидел!
Юрка отвёл глаза в сторону:
- Я так и знал...
Он взял в руки шапку и этим стало понятно, что Юрка хочет уйти.
- Посиди, не торопись, - попросил его уже обычным тоном Арег и потянулся с бутылкой к Юркиной рюмке:
- Не бери близко к сердцу...Что я не понимаю, что тебе пришлось испытать, пережить. Считай, с того света вернулся. Повезло... Ну, за то, чтобы больше не было войны!
- За это, конечно, стоит, - тихо ответил Юрка.
Посмотреть кассету у Арега не получилось, телевизор оказался испорченным. Но он с азартом взялся решить проблему сам. Созвонился с каким-то родственником и договорился, что сейчас приедет к нему с друзьями. В разговоре прозвучало:
- Накрывай стол!
От Арега мы выходили уже хорошо поддатыми . В разговорах с Юркой он был деликатен. Прежде, чем начался просмотр, нам пришлось ещё пару часов посидеть за столом у Арегиного родственника и услышать о своих достоинствах много нового, хотя этот человек нас видел впервые. Я тоже не стал отставать и продемонстрировал умение держать ответную застольную речь. Наконец, магнитофон проглотил кассету. Юрка стал смотреть репортаж, а я смотрел на него. Он был спокоен.
- Это я тебе на память привёз, - сообщил я, когда репортаж закончился.
Юрка наклонился к моему уху и с иронией в глосе ответил:
- Мне такие подарки не нужны.
Овик, Арег и родственник увлеклись обсуждением какой-то бытовой темы. Я же, улучшив момент, решил реанимировать идею с репортажем о невероятном повороте в жизни сбитого лётчика.
- Юр, может давай, всё-таки снимем сюжет? Это же потрясающая история! Человек не сломался и выжил.
- Нет, Димка, ты меня пойми правильно. У меня шанс появился домой вернуться живым. Зачем кому-то напоминать о себе? Мало ли, ещё искать будут...
Этого я, конечно, не учёл. По неопытности. Ведь, Юрка - не герой. У него просто характер оказался героический и нервы стальные. А за "подвиги" свои если не в Карабахе, то, возможно, за его пределами ещё пострадать можно. От своих же. Или бывших своих...
А Юрка всё говорил и говорил:
- Мне в жизни всегда везло...И когда в Краснодар учиться приехал - сходу поступил, и когда жена на зависть всем ухажёрам меня выбрала, и даже когда подбили повезло - жив остался. Как сейчас помню: машина снижается, передо мной гора вырастает. Ещё секунда, другая и врежусь. Эх, если бы так! Но всё произошло инстинктивно, как учили. Чёртовый палец сам по себе нажал на гашетку. Лечу на парашюте - кругом пули свистят. Оказалось, что лишь одна легонечко зацепила. Приземлился, даже смешно стало, что живой. Тут толпа подбежала, человек сорок, и каждый ударить наровил. Опять цел остался, только ребро сломали... Потом тюрьма, трибунал... Честно сказать я не верил, что от расстрела спасусь. Толя-то Чистяков, вон, видишь как поступил... А мне опять повезло - амнистия. Когда Примаков прилетел за нами, я первый к вертолёту побежал. А Бабаян, командующий армией, мне говорит: " Ты не улетишь!" Я ему не поверил, а зря. В Карабахе Бабаяну Примаков не указ. Так он мне не дал улететь, но потом объяснил. Сказал, что я ему нужен, как специалист. Надо аэродром обустроить, взлётку там и всё такое. Если справлюсь, то обещал, что Новый год дома встречу...Я ему верю. А знаешь почему?
- ?
- Он семью привёз. Я его не просил, он сам догадался. Дом в пользование дал. Там стенках, мягкая мебель, муз.центр. Не это, конечно, главное. Главное, что мы снова вместе.
- Так может останетесь?
- Не-ет, с меня хватит. Ни горным воздухом, ни чем другим не заманишь...
Застолье продолжилось. Пили до поздней ночи. А когда мы подвезли Юрку к дому, то у меня ещё оставались силы на бутылочку пива. Мы вдвоём вышли из машины и встали лицом к лицу. Была тёмная горная ночь. Друг друга мы видели в свете фар. Юрка едва стоял на ногах. Его сильно штормило. Я говорил что-то напутственное. Вдруг хлынул дождь, но быстро расходиться нам не хотелось. Я жаждал трогательного прощания. Юрке стало совсем плохо. Он не выдержал и... вырвал, держась для баланса за переднее крыло Овикиной машины,
- Ты прости меня, Димка, я впервые так сильно пьян.
- Неужели, ты же офицер?!
Юрка виновато развёл руками:
- Не, ну выпивал, было дело... Но так, как сегодня ещё никогда...
Мне захотелось оставить ему что-то на память. Лучше, чем майка с синволикой НТВ быть ничего не могло. Но она была на мне. Несмотря на сильный дождь, барабанивший крупными каплями, я снял с себя сначала операторский жилет со множеством карманов, снял майку, снова надел жилет и протянул её Юрке:
- Это тебе, подарок. Наша фирменная.
Юрка сделал ответный ход. Снял с себя камуфляж, под которым была обычная белая безрукавка. Он неторопливо положил камуфляж на капот и стал стягивать с себя безрукавку. Состояние не позволило сделать это ему проворно. Юрка запутался в майке, но в итоге шатаясь протянул её мне.
- Что ты, не надо! Это не обязательно, - подскочил я и стал надевать на него вещи. - Одевайся быстрее, а то простудишься!
Меня распирал смех. Качающийся Юрка с безрукавкой под ночным дождём был очень комичен. Да и вообще, безрукавка от наёмника - это круто.

* * *

Утром следующего дня мы выехали в Ереван. Проезжали перекрёсток с поворотом к штабу и увидели... Юрку, шагавшего, видимо, на службу. Глаза у Юрки были красные, узкие, но весёлые. При виде нас у него на лице появилась тревога: опять пить?! Но мы его успокоили, объяснили, что просто проезжали мимо и завтракать его насилу никуда не повезём . От души посмеялись, вспомнив как всё закончилось накануне. Обнялись на прощанье.
...Юрке снова повезло. Командующий сдержал слово. Он покинул Карабах ещё до новогодних праздников. Правда, после всего того, что с ним произошло в его нынешнем паспорте наверняка теперь другие имя и фамилия.

Всего комментариев: 1
Порядок вывода комментариев: По умолчанию Сначала новые Сначала старые 17.11.2009 Спам 1. Олег-река ( олег-река ) * Судьба человека-2* Молодец! Выдержал, не сломался, С уважением ОЛЕГ РЕКА