СОЛДАТЫ

У старого, ещё дореволюционной постройки, огромного кирпичного магазина, натужено пыхтя остановилась полуторка. С пассажирской стороны кабины, не дожидаясь полной остановки грузовика, со словами: "Ну, бывай, Гоша, спасибо!" - привычно и ловко спрыгнул молоденький солдат в шинели и, несмотря на пятидесятиградусный мороз, в лихо заломленной на затылок шапке. Радостно и возбужденно, закинув за плечо вещмешок и оглядевшись по сторонам, решительно зашагал в сторону Талого озера.
Пройдя по пустой улице мимо часто стоящих домиков и дворов, решил срезать путь через озеро.
Скатившись на кожаных подошвах хромовых сапог с берега, пошёл по натоптанной в снегу тропинке. В надвигающихся сумерках увидел солдатик бабий силуэт, сидящий на перевернутом ведре над лункой во льду. Рядом валяются с десяток заледенелых крупных карасей.
- Здоров будем, тетя!
"Тетя" обернулась. На солдатика смотрели из-под мешковины, обвязанной на манер платка вокруг головы два молодых синих глаза:
- Здоров, дядя.
- Ой! - солдат смутился, - прошу прощения, мадам, да я только спросить, - и, обозначив махом руки направление, спросил, - Федоровы то еще живы?
- А ты сам то чей? Тож с Европы штоль? Меня Зойкой зовут.- Зойка освободила от заиндевевшей тряпки нижнюю половину лица. Лицо у "мадам" было красивое, но изможденное и уставшее.
- Нет, не дошел до Европы: ранило меня. Вот, только что в Якутск приехал. Намский я, Захаров, Алексей. Друг здесь у меня - Федоров, тоже Алексей. Знаешь его, Зоя? Мне бы до утра, да домой.
- Знаю я Намцы. Это, которое до революции скопцы построили? Была я там до войны на практике. Не ходи к Федоровым - нечисто там. - В голосе у Зои появились грустные просительные нотки, - а то пошли ко мне, одна я. - И тут же со смехом, - Иль тож скопцом зарядился?
Леша окончательно смутился: к лицу хлынула кровь, стало жарко. Хорошо Зоя этого не заметила - выуживала очередного карася:
- Ну так, Федоровы то, как? - Сделав вид, что последний Зоин вопрос его не интересует, или не расслышал, - живы? - Спросил Алексей.
- А чё ж не знать то. В городе одно бабье. Про баб не знаю, а мужиков то по пальцам пересчитать. Отец его в 42-ом умер, мать через неделю за ним ушла. А Лешка Федоров без ног, с полгода как с войны вернулся. - Девушка отцепила от сделанного из гвоздя крючка карася и снова опустила суровую нитку в лунку. - Домой причапал, а там и пьянь, и ворье, и спекулянты. Споили его. Участковый чуть ли не каждый день приходит. Дык у него претензий то и нету... Оставайся у меня, - без всякого перехода повторила Зоя, - я уже три года одна, мой то уж не вернется. И дом у меня хороший, и без работы не останешься...

Во дворе у дома Федоровых, возле явно пустого хотона*, лежали на снегу привязанные к скамейке два тощих оленя с грустными глазами. Рядом стояли тяжело груженные, покрытые оленьими шкурами и туго перевязанные сыромятными ремнями нарты.
Алексей вошел в жарко натопленную избу вместе с клубами плотного морозного воздуха:
- Здравствуйте всем!
- Кимий?.. Хая, солдат дуо*?
- Леха, братан! Живой!
- Погоди, Леша, не вижу ничего. - Морозный воздух улицы стал рассеиваться, Алексей сбросил вещмешок прямо под ноги, снял шапку, и стал всматриваться в керосиново-желтую черноту помещения.
Почти треть избы занимала выложенная по-русски печь. За огромным трехногим столом возле маленького, сплошь покрытого толстым слоем наледи, оконца, сидела пестрая компания: два не то якута, не то эвенка в кухлянках*, огромный русский парень лет тридцати пяти, быстро и наработанно тасовавший колоду засаленных карт, странно скрюченный на табурете пожилой якут, на левой руке, лежащей на столе, покоилась совершенно седая голова: он спал.
Убранство стола составляли: початая бутылка водки, грязные захватанные стаканы разных калибров, нарезанное большими кусками прямо на столе, растаявшее сырое мясо и большая рыбина, видимо, недавно это все называлось - строганина.
Источник света - тускло светящаяся керосиновая лампа, висела на прибитом к потолочной балке гвозде над центром стола. Часть балки и потолка, над лампой, густо зачернены копотью нещадно чадящего фитиля.
- ...Живой!

Сидят два молоденьких солдатика на ороне*: один - рыжеватый русский, с наполовину вырезанными в прифронтовом госпитале потрохами, другой - хмельной безногий якут. Рассказы про жизнь-войну рассказывают, друг друга расспрашивают. А с кем же еще про такое поговорить можно, как не с тем, кто через все это прошел, да к тому же с пеленок друзья - чуть ли не братья.
- ...Вот так и гоним немца - жаль без нас.
- Да ни х... и без нас фрица докончат.
- А я, Леш, с утра в военкомат да домой, три месяца добираюсь...
Вдруг раздался страшный скрежет зубов на всю избу:
- Неместя-а-р, билятта-а-р! - Пожилой якут стукнул по столу кулаком, но сам при этом не проснулся.
- А, это Ион, из Бестяха. Контуженный он. Хороший мужик, наш, - говорит Алеша-якут, - два стакана хватает вот так до утра спать. И не шевелится. Ночью проснётся, стакан тяпнет и опять спит. Днём в обкоме был, дела какие-то пробивал. Завтра в обед за ним на санях приедут. Тридцать лет мужику, бабы вокруг вьются, как на осуохае*, а ему плевать.... Да что это я, Леша, - встрепенулся безногий солдат, - давай по сто, по-нашему, да и голодный ты, наверное.
Алексей с удивлением посмотрел на молодого седого "старика":
- Да не пью я, Леха, не приучился. Ну а пайком - поделимся. По нашему.
Развязав солдатский вещмешок, выудил и поставил на стол три банки тушенки, плиточный чай, развернул чистую тряпицу, где оказались буханка хлеба и несколько кусков сахара. Засунув руку в вещмешок, выдержал паузу, улыбнулся как-то по детски, и торжественно вынул сине-белую банку сгущенного молока:
- Оксе-е*!
- Вот ни х...ссе!
- А то: вот так героев кормят на фронте. - Оживился и безногий солдат. - Маппый, убирай свою мертвечину, рыбу тащи, да не жмись. Уйбаан, чайник ставь!
Один из эвенков, поднявшись, нетвердой походкой вышел из избы. Русский солдат изменился в лице. С промелькнувшим в глазах страхом, посмотрел на сырое мясо на столе.
- Ой, не могу! - Рассмеялся Леша-якут. - Ну, ты, Леха, даешь! Не боись, это у них на Кенкеме олени дохнут, так они сюда втихушку везут, торгуют как свежатиной. Или обменивают на порох и свинец.
- Чего только не рассказывают в окопах, - сконфузился Захаров, - всякому поверишь.
- А ведь и всяко бывает, корефан. - Мрачно встрял в разговор огромный детина, уже вскрывая финским ножом банку тушенки. Алексей разглядел на пальцах рук у парня множество татуированных перстней.
- Заткнись, Хлыщ, ты лучше бутылку вытаскивай. - Тяжелым взглядом окатил инвалид здоровяка.
- Да ты че, Ляксей, в натуре?.. - Попытался держать марку парень.
- Заткнись.
Вошел Маппый с двумя большими рыбинами, без суеты стал строгать снятым с пояса острым якутским ножом.
Безногий молодой инвалид как-то шустро, с помощью рук, перебрался с орона* на табуретку у стола. На столе возникла бутылка спирта Хлыща. Солдат Фёдоров, взяв финский нож за лезвие, тяжелой рукояткой отбил по окопному, опечатанное сургучом горлышко бутылки, и, не отмеряя, стал разливать голубоватую жидкость по стаканам.

Всех разморило от выпитого. Вроде как с виду и подобрели даже. Эвенки режутся с Хлыщом в карты: ставка щедрая - олень на бутылку спирта. Причем эвенки явно и не пытаются выиграть.
И проиграли.
- Ну че, Уйбаан, твой винчестер метаем стирки*? - спрашивает Хлыщ.
Происходит короткий разговор между эвенками. Маппый переводит:
- Кебись*, Хылысь, бентепька не даем. Как кормиться будем? Давай опторой олень играть.
Хлыщ, разворачиваясь в сторону орона, где накрывшись шинелями лежат, приготовившись спать валетом два друга, показывает глазами на стоящие у печи щегольские сапоги, обмотанные снаружи для просушки портянками, спрашивает:
- Эй, воин, играем сапоги? У меня денег - немерено. А то и ружьё* имеется.
- Да я играть то не умею, - отчего-то смутился Алексей, - да и не охотник...
- Отъе...сь! - Коротко и лениво отвечает за друга безногий фронтовик, - давай, Леха спать. Ну их на х...
- Замётано, - смиренно соглашается Хлыщ, разливая спирт по стаканам, причем эвенкам побольше, чем себе. - будем играть "опторой" олешка.
А солдатам - что кусок хлеба съесть, что уснуть - много сил и времени прикладывать не надо. Уже проваливаясь в приятное томление, а может уже и во сне, спрашивает русский друг:
- А кто эта Зойка, там, на озере?
- Да, девок у нас хватает. Завтра разберёмся...

Спят два Алексея. Якут, раскинув руки в стороны, русский - подложив по детски ладони под щеку.

Режется Хлыщ с звенками в карты. Все трое пьяные. Проиграли эвенки и олешек, и рыбу, и мясо. Даже неприкасаемый американский винчестер проиграли. Не на что больше играть.
Показывает Хлыщ пальцем на хромовые сапоги:
- Да мне на х... ваша дудорга не нужна, есть у меня своя "бентепька". Ставлю винчестер на сапоги. - И наливает Матвею с Иваном полные стаканы...

Проснулся по сумеречному якутскому рассвету безногий фронтовик - в окошко уже пытается пробиться белое солнце. Силится вспомнить, что вчера было.
Вспомнил.
Улыбка тронула лицо.
Облокотился на правый локоть. Левой осторожно стал стягивать шинель с друга, как когда-то в детстве, одеяло. Вот открылось спокойное лицо. Расстегнутый воротник с чистым подворотничком, медаль "За отвагу" и нашивка ранения...
...В районе солнечного сплетения, посреди бурого пятна, почему-то стоит вертикально рукоятка якутского ножа.
Не сразу доходит увиденное до сознания молодого ветерана:
- Леха! А-а-а-а!.. Фашисты!.. Ы-ы-ы!
Спящий в одиночестве за столом Ион, на всю избу заскрипел зубами:
- Неместя-а-р, билятта-а-р!..

Прим:
*Кебись - выражение отказа (як).
*Кимий?.. Хая? Солдат дуо? - Кто?.. Солдат что ли? (Як)
Кухлянка - одежда, пошитая из оленьих шкур.
*Метать стирки - играть в карты (уголов).
*Неместя-а-ар! Билятта-а-ар!... - ругательство (як).
*Оксе-е! - возглас удивления (як).
*Орон - лежанка, кровать (як).
*Осуохай - якутский национальный хороводный танец с песнопениями.
*Ружьё - золото (Уголов).
*Хотон - коровник (Як)