"Не жизнь, а малина!" - подумал я, когда, по прибытии в часть, меня сразу же приставили к тамошнему фельдшеру Олегу, уповая на те три курса медицинского института, которые мне каким-то образом удалось закончить. Совсем по-другому представилась мне перспектива военной медицинской службы, когда нашу часть перебросили в Афган, и я, все с тем же Олегом, оказался в одном из госпиталей Кабула.

Наш госпиталь располагался сразу за городом, рядом с танковой частью. Он являл собой весьма жалкое зрелище: две огромные военные палатки, одну из которых называли "регистратурой", а другую - "операционной" и неуклюжее то ли глинобитное, то ли каменное местное сооружение, почему-то именуемое "чумом".

Первый день я провел вольготно: полдня драил дощатый пол в чуме, полдня дрых на приятном сквозняке, устроившись на старом ящике из-под запчастей. А Олег тем временем выхаживал бедолагу с дизентерией. На второй день я вместе с Емелей (вечно обиженным рядовым, приписанным к госпиталю) разгружал КАМАЗ с медикаментами... Так прошла неделя. Изредка привозили больных какой-нибудь желудочно-кишечной дрянью или покусанных всякими тварями. И только через десять дней я впервые увидел настоящих раненых...

...В полдень, в самую жару, три вертушки привезли десантников. Я растолкал прикорнувшего в тени палатки Емелю, и мы, кашляя от поднявшейся пыли, затрусили к площадке. Возле гудящих вертушек уже крутился наш капитан, от которого не отставал ни на шаг крепко скроенный коренастый мужик в покрытой пылью куртке, из-под которой виднелась порванная тельняшка.
- Б..., почти в рукопашную выходили! А когда... - слова десантника заглушил рев пропеллеров.
Раскрылись люки. Прямо нам в лица выдвинули рукоятки носилок.
- Емеля, держи! - я потащил носилки на себя. Емеля извернулся и, тихо бубня, ухватился за рукоятки.
- Понесли, ну!

Сзади подоспели Валька и Макар.
- Носилки где!?
- Да вон они! Пусти!

Из душного чрева вертушки спустили еще одного парня с наспех забинтованной головой.

Вцепившись в носилки, мы заспешили к палаткам.
- Живой! - заорал Емеля.
- Да вроде! - я повнимательней пригляделся к раненому.

Парнишка, с виду лет семнадцати, с судорожно прижатыми к животу ногами и мертвенно-бледным от боли и страха лицом; в посиневшей руке, прижатой к груди, сжат берет - родной, голубой с красной звездочкой в золотом обрамлении.
- Давай, давай! - Емеля споткнулся о камень и чертыхнулся.
- Все... Конец мне... - вдруг отчетливо произнес парень. - Больно... Все...

Он тяжело задышал. Мы вломились в "регистратуру", а нам навстречу выскочил Олег, уже затянутый в халат.
- Что!?
- Живот! Глянь - бледный! Крово...
- В операционную! Живо, ну!

Толкаясь, в "регистратуру" вбежали двое незнакомых солдат в бронежилетах, прямо на одеяле они притащили десантника: на месте ноги у него лежала куча окровавленных тряпок.
- Сюда! Сюда! - я указал на стол возле входа.
- Давай! - Емеля осторожно подхватил одеяло и помог солдатам уложить беднягу, который вдруг улыбнулся и сказал: - Долетели все-таки.

Олег исчез в операционной. Солдаты неуклюже выбрались наружу.
- Пошли?
- Погоди секунду...

Я склонился над раненым. Остаток ноги был туго перетянут армейским ремнем, а рану закутали куском какой-то ветоши.
- Долго летели?
- Не знаю... Водички бы...

Емеля сунул парню в руки открытую флягу.
- Держи.

Я взял со стола напротив пакет с бинтами и, аккуратно сняв тряпки, прикрыл рану чистой марлей.
- Не боись! Щас промоют, ушьют... Будешь как новый...

В "регистратуре" появился облаченный в уже окровавленный халат хирург Николаев, за которым с коробкой каких-то ампул трусил Емеля.
- Давайте к вертолету! И всех в чум! Давай я!

Он засуетился вокруг раненого. Мы с Емелей выбрались из палатки. Мимо пробежали все те же солдаты в бронежилетах, матеря рвущееся одеяло с очередным бедолагой. Когда мы подошли к площадке, один из вертолетов с грохотом поднялся и устремился куда-то к горам.

Из люка на руки нам ссадили еще одного парня с простреленной справа грудью. Пока мы пристраивали его на носилки, к нам подошел капитан. Мельком взглянув на раненого, он сказал:
- Этот последний... Дальше только готовые... Шестеро там, двое по дороге...
- Нарвались ребята...- прокомментировал Емеля.
- Взяли и понесли! - я подхватил носилки.

Из соседнего вертолета Макар и Валька угрюмо вытаскивали трупы.

...Солнце куском алого раскаленного металла исчезало за горами. Из чума вышел Олег, сняв куртку, он подставил плечи прохладному ветерку.
- Что скажешь... - я отломал от бревна, где мы сидели, тонкую лучину и принялся рисовать ею что-то на песке.
- Ничего, - он сплюнул и полез в карман за куревом. - Блин! Того, первого, три часа на столе держали... Еле вычухали... А у Николы один ушел... Прямо как на стол положили, так и ушел... В голове две дырки... Чудно, как они его довезли...

Он затянулся и выпустил струйку подозрительно сладковатого дыма.
- Капитан говорит, завтра сыворотку привезут, - прервал я затянувшуюся паузу.
- Из Москвы, - фыркнул Олег. – Ну, ты сам слышал, что он раньше говорил.
- Фигня. А-а-а-а... - он сладко потянулся, хрустнув суставами, и умиротворенно улыбнулся. - Все фигня! Сами живы - значит, все путем!

Я невольно обратил внимание на то, что Олега начало все быстрее развозить от травки - буквально через минуту он принялся хихикать и рассказывать мне какой-то путанный анекдот.

Солнце провалилось за горы, и часовые зажгли прожектора...

...Дул противный колючий ветер, набивающий рот и глаза мелким песком. Позади чума приткнулся КАМАЗ с прорванным брезентом. Из-за угла появился Емеля.
- Продрыхся наконец! Мы тут пашем, а ты дрыхнешь! - сразу заныл он.
- Ну и разбудил бы! - лениво огрызнулся я.
- Не гунди, Емеля! - вмешался подошедший Олег. - Велика цаца - двое носилок перенес, так уже и намаялся!
- Кто? - спросил я.
- А-а! Из города двое местных... Фигня...

Вдруг из "регистратуры" раздался чей-то вопль, послышался топот ног и один за другим треснули два выстрела.
- Твою ма-ать! - охнул Емеля и побежал вслед за нами.

В "регистратуре" на деревянном столе сидел мертвенно бледный Валька, его правая рука была наспех перетянута ремнем. Рядом с ним Николаев лихорадочно давил в руке ампулы.
- Поберегись!
- Чего!?
- О-оп! - я нервно отдернул ногу: на полу валялось разорванное пулями тело здоровенной змеи.

Капитан усмехнулся и вернул пистолет в кобуру.
- Я это... - застонал Валька. - Полез за тазом... А там... Тяпнула, зараза... Откуда она взялась...

Николаев отложил шприц.
- Слезай, пошли в палату.
- Во, б...! - смачно прокомментировал Олег.

К вечеру с гор пришли две вертушки.

Как только раскрылись люки, нам навстречу спрыгнул пехотинец в потрепанном бронежилете и, раскинув руки, заорал:
- Братки! Скорее! Ребятки там - вернуться надо! Ну же! Давай!
- Пусти! - крикнул на него Макар и полез в вертолет. Я последовал за ним. Внутри было душно, нестерпимо парко. Настойчиво лез в ноздри ужасающий запах крови, пота и горелого мяса. Макар приподнял ближайшего к люку лежащего ничком раненого. Внизу, в люке показались Емеля и Олег.
- Давай!

Макар быстро, но бережно спустил беднягу им на руки. Вокруг метался пехотинец:
- Прикрывал! Не его бой! Своих подбирали! Последнего забирали, а он только залезать, а ему в спину, суки! Быстрее бы! Наши там!
- Помоги лучше!!! - заорал Серый. Разнылся как баба!!!

Я шагнул в глубину полутемной духоты кабины и присел над парнем, чьё тело представляло собой один большой кусок сгоревшего мяса, комбинезон прогорел, скукожился и смешался с обоженными тканями.
- Давай, танкист, пой! - Макар подхватил его под ноги, а я, как мог осторожно, приподнял парня за плечи...

...Я зашел в палату и, грюкнув ведром об пол, принялся елозить шваброй по деревянному полу чума. В глубине комнаты виднелась сгорбленная фигура Олега, делающего кому-то инъекцию. Я зашурудил под кроватью, смывая запекшиеся пятна.
- Оставь там, - послышался голос Олега. - Макар за носилками пошел. Вынесут, - потом помоешь.

Тут только я обратил внимание на накрытое одеялом тело на койке справа.
- Танкист?!
- Танкист...

Олег подошел поближе, нервно потирая руки.
- Танкист...

Я выдохнул.
- Иногда так в горы хочется! Хоть бы одну сволочь своими руками угрохать!
- Сиди! Вон, пол лучше вымой, - Олег помотал головой и зачем-то добавил. - Пацан там лежит... Передозировка у него... Кольнулся чем... Мы ему капать поставили... Глянь, если вдруг дергаться начнет...

Он опять покрутил головой и вышел из палаты.

Я поелозил тряпкой по полу, а потом, бросив швабру, вышел из палаты.

Мимо молча прошли Макар и Емеля. За углом, прислонившись к шершавой стене, стоял Олег.
- Олег!

Тот повернул голову и мутно посмотрел сквозь меня.
- Олег!
- М-м...
- Завязывай ты с этой дрянью!
- М-х...
- Слушай! Мать твою, завязывай!!! Ты на себя посмотри! Руки трясутся, белый весь, угробишь еще кого-нибудь! Под вышку захотел!?
- Что ты на меня орешь! - взорвался Олег. - Как хочу, так и живу! Ты мне не Господь Бог и не фельдмаршал здесь командовать! Каждый день мы в этих ... горах вязнем дальше некуда! Каждый день сколько народу хороним!!! Я врачом хотел быть, а не могильщиком!!! Пусть ищут!!! Пусть что хотят делают! Под трибунал, так и ладно! Лучше на зону куда-нибудь, чем здесь подыхать!

Он крутанулся и, отшвырнув окурок, зашагал прочь...

...А через неделю Олег попался.

Вместе с очередной партией раненых прилетел какой-то вполне здоровенький майор. Он дотошно проследил за нашей работой, потом прямо в форме полез в "операционную", где на него начал орать Николаев. Майор поулыбался, сказал: "Работайте, товарищи, работайте!" и так бочком полез в чум, где на койке отсыпался Олег. Майор ничего не сказал и вечером уехал, зато утром Олега арестовали и увезли в Кабул.

Через два дня Олег вернулся - бледный, злой и опять с сержантскими погонами. От трибунала его спасло только то, что зелья при нем не нашли. Олег получил выговор, был разжалован в сержанты и снабжен любопытным приказом...
-Ты куда собираешься? - я удивленно уставился на чемоданчик, в который Олег нервно запихивал свои пожитки.
- Тебе я тоже советую.
- Что?
- Барахло собирать.
- Зачем это?!
- Танцуй! - Олег скривился.- Домой полетим!
- Чего?
- Домой полетим! На самолете - у-у-у...
- Какой домой? Часть же на караване, кто ж ее отзывать-то будет?
- Часть нет, а мы - да! - Он вдруг как-то весь напрягся.- К Тюльпану нас приписали... Два рейса в неделю.
- Брешешь!
- Какого... мне брехать!!! - взорвался он.- Вон приказ пришел! Пойди к капитану и почитай, если мне не веришь.
- Да ладно, ладно, не ори...

Вот так мы оказались в Кабуле...

...Черный Тюльпан...Конец всех солдатских дорог...

Угрюмое местное строение рядом с военным аэродромом. Дюжина солдат, работающих на земле, еще шестеро в две смены летающих в Ташкент и двое молчаливых штатских, занимающихся какими-то бумагами... Первую неделю мы никуда не летали. Только вытаскивали из душных грузовиков смрадные брезетовые свертки и стучали молотками, заколачивая ящики.

Узкая комната с каменным, испачканным темным, полом, рядом, в комнате побольше, громоздятся металлические ящики. В комнате лежат ребята. Иногда хватает семи столов, поставленных здесь, иногда их кладут прямо на пол...

Тело-бирка, тело-бирка...Ящик-тело-бирка, ящик-тело-бирка...

Лучше не думать о том, что ты делаешь и что ты видишь...

Темноволосый парень с аккуратной, едва заметной, словно под орден, дырочкой слева на груди... Смуглый широкоскулый калмык с торчащими как венцы короны выломанными костями черепа... Обгорелая голова с остатками грудной клетки и, почему-то, совершенно целой правой рукой...

Ящик-тело-бирка, ящик-тело-бирка, взяли-понесли, взяли-понесли...

...Через неделю нас с Олегом отправили в первый рейс. Третьим в нашей смене оказался какой-то прапорщик, которого все звали Саныч. Судя по неисправимому фатальному пессимизму и явному алкоголизму Саныч служил на Тюльпане уже давненько.

Втащив в темные люки две дюжины ящиков и получив какие-то мутные инструкции по поводу неразглашения от наших штатских, мы оказались запертыми в душном брюхе качающегося самолета.

Из темноты появился Саныч. Он подошел к нам и деловито пристроил на импровизированный столик из пустого перевернутого на бок ящика бутылку с порванной этикеткой и три стакана.
- Так, мужики.

Олег откинулся и почему-то захохотал.
- Эка его, - посочувствовал Саныч и протянул мне стакан.- Ну, давай...

...Глухо и заунывно гудели турбины. Саныч вытянул из кармана мятую пачку "Беломора" и со вкусом затянулся.
- Развезло-то как Олежку... Совсем слаб, - он грустно покачал головой. Олег уронил голову на скрещенные на столике руки и вырубился. На меня приступами накатывала дурнота, смешанная с ужасной духотой.
- Это уже третий транспорт, - балагурил Саныч. - Два уже сбили... Еще раньше. По второму разу все выргребали...Два часа, считай, лету, а как... Скоро дома будем... А какой дом?..Одинаково сушь... Мой дом в Воронеже... Эх!..

...КАМАЗ подогнали к самому самолету. Из него вылезли двое солдат без оружия и надутый майор с красивой коричневой папкой в руках.

Саныч пристроил на голове пилотку и, криво подтянувшись, отрапортовал:
- Товарищ майор. Рейс девятнадцать-ноль-двенадцать-Тюльпан прибыл.

Майор пошмыгал носом, подозрительно оглядел меня (наверное, меня здорово качало) и спросил:
- Где третий?
- Прикачало впервой, товарищ майор. Прилег там, - Саныч нарочито глупо улыбнулся.

Майор ехидно покивал.
- Давайте бумаги. Приступить к разгрузке!
- Слушаюсь!

Сквозь духоту, хмель, тучи пыли и мелкого песка, которые гонял по взлетному полю ветер, поднятый турбинами, я еле различал ящики в темном брюхе транспорта.
- Ну и прикачало! - съехидничал один из солдат. - Вы че, на перегаре летели?
- Да ладно тебе! - вмешался подошедший Саныч. - Давай, давай! Приступай к разгрузке!..

...В Ташкенте мы были до вечера и из подвала здания аэропорта, куда мы сгрузили ящики, нас не выпустили. Транспорт дозаправили, и ночью мы снова болтались между землей и небом.

Олег, наконец, пришел в себя и, тупо уставившись куда-то в пустоту, тихо спросил:
- Еще летим?
- Уже летим, - прошамкал Саныч. - Назад, в Афган.

Олег помотал головой.
- Опять в Афган, - голос его сорвался. - А я думал, домой...