Военные песни, армейские песни, песни под гитару.

Пашка тоже выпил. Закусили молча. Подчистили то, что лежало на тарелках и в банках. Снова закурили, но уже сытые, довольные. Предстоящий день уже не рисовался таким мрачным.
- Про какую вы чашу говорили? - спросил, с наслаждением затягиваясь, Пашка.
- Это, Павел, сказал Иисус накануне своей смерти, обращаясь к своему Богу-Отцу. Он знал, что его казнят, ему было страшно, вот он на всякий случай и просил папашу, чтобы тот не делал этого, - пояснил я. - Когда будет время, Пашка, почитай Евангелие. Очень занимательная и поучительная книга. Очень много полезного там обнаружишь.
- А, книги… - протянул Пашка.
Сразу стало ясно, что Пашка не является любителем чтения.
- Читай, Паша, читай. В книгах сосредоточена вековая мудрость поколений. На одном своем опыте не проживешь. И чему ты будешь своего ребенка воспитывать? Какие примеры будешь приводить из жизни? Из чьей жизни? Из своей? Так, кроме как пьянки, ты ничего не видел. Вот и будешь рассказывать, как нужно пить. Или как ты в эшелоне караул напоил? - Юрку явно тянуло пофилософствовать.
- Не компостируй, Юра, парню мозги, - я вмешался. - По крайней мере, ему не грозит шизофрения.
- Это почему же?
- Когда был курсантом, была у меня подружка из медицинского. Так вот она рассказывала, что им на курсе по психиатрии говорили, что если человек не читает книг, то он не склонен к шизофрении. Потому что, читая книгу, человек сопереживает с героями и пропускает через себя. Тем самым на его личность накладывается отпечаток личности книжного героя и происходит смещение личности читателя. Что-то еще. Но это было пересыпано так медицинскими терминами, что из ее объяснения я запомнил только вот это.
- М-да, ты прав. Пашке шизофрения не грозит. А вот белая горячка - точно! - вынес резюме Юра.
- Если в наше отсутствие будут раздавать гуманитарную помощь, то подойдешь к замполиту бригады подполковнику Казарцеву, скажешь, что от нас. Заберешь у него на себя и нас помощь. Если ты, гад, выпьешь наше пиво, то вешайся. Размеры одежды и обуви знаешь. На всякий случай запишем. И самое главное, он должен дать побольше сигарет. Если забудет, то напомнишь, что он де обещал сигареты. Понял?
- Понял. А много сигарет будет?
- Не знаю. Но надеемся, что много. Не бойся - поделимся. Мы когда-нибудь тебя обходили?
- Нет. Не было. Это другие штабные офицеры прячут свое добро, а вы - нет.
- Вот видишь. Мы думаем, как тебя накормить, напоить, накурить. А ты, засранец, носки постирать нам не хочешь! - опять начал гнуть свое Юрка.
- Не буду я стирать вам носки! - взорвался Пашка.
- Не ори на офицеров, а то можно и в глаз схлопотать. - сказал Юрка. - Мы пойдем отольем, а ты пока прибери и подумай насчет носков. Кунг проветри, а то спать невозможно. Хоть топор вешай.
- Не буду я носки стирать! - уже сквозь зубы тихо и упрямо процедил Пашка.
- Ты что его заводишь? - спросил я, закуривая и пристраиваясь рядом с Юркой, когда отошли от машины.
- Скучно, - просто ответил Юра.
- Такое впечатление, что тебя что-то гложет.
- Ничего не гложет, просто весь вечер голову ломал над твоими дурацкими вопросами. Что такое Родина?
- А, тоже проняло? Так что же такое Родина?
- На хрен!
- Нет, ты меня на хрен не посылай. Ты ответь на вопрос о Родине.
- Ты бы еще о смысле жизни у меня спросил бы.
- Нет, Юра, этого точно никто не знает, а вот по поводу Родины ты ответь!
- В одном ты, Слава, прав. Родина и правительство - два понятия несовместимые.
- Родина и государство, - поправил я Юру.
- Хорошо, когда страна твоего проживания с одной культурой, например, как Израиль.
- Так в Штатах вон сколько, как в Вавилоне. И понимают друг друга. И не собирается штат Техас выходить из состава США. А почему? А потому что там хватает работы. Если ты не лодырь, то живешь как человек.
- Правильно, а у нас все с ног на голову поставлено.
- Ладно, хватит философствовать. Один черт, ничего не узнаем и не добьемся. А настроение Пашке своими носками мы надолго испортили.
- Это точно. Постреляем? - Юра достал из кармана захваченные осветительные ракеты.
- Давай! - я взял у него несколько штук.
Разойдясь в стороны, мы подняли вверх на вытянутых руках эти ракетницы и дернули за запальные шнуры. Раздались почти одновременно два громких хлопка, и с громким шипением ракеты устремились в темную высь. Там, на высоте, они с треском зажгли свои огни и устремились к земле. Часовые тоже периодически запускали осветительные ракеты, и поэтому все вокруг почти постоянно было залито неживым, мертвым огнем. Предметы отбрасывали неестественные, причудливо изломанные тени. Когда запускаешь ракеты, то кажется, что Новый год дома. Я постоянно на каждый Новый год приносил из части осветительные ракеты, и после полуночи всей семьей выходили на улицу и запускали их. Я радовался вместе с сыном. Сейчас такое же чувство охватило меня. Выбросил пустую гильзу, взял следующую ракету и, не дожидаясь напарника, запустил ее. В воздухе кисло запахло сгоревшим порохом. Юра тоже не отставал от меня.
- Пойдем спать? - спросил я, когда последняя наша ракета погасла.
- Давай по последней покурим и пойдем, - отозвался напарник.
Закурили. Помолчали.
- Как думаешь, вместе пошлют? - нарушил молчание Юра.
- Не знаю. Может, вместе, а может, и нет.
- Могут и во второй батальон засунуть, пока нового начальника штаба не назначат.
- Там ротных толковых полно. У нас что, в бригаде мало желающих начальником штаба стать?
- Желающих много, а вот с опытом штабной работы - мало.
- Думаешь, тебе предложат покомандовать пока штабом?
- Может. Тебя-то не отправят. Ты офицер по взаимодействию.
- Поживем - увидим.
- Представь, сейчас мужикам в батальонах готовить технику, людей, уточнять порядок колонны. Боеприпасы, люди. Какое счастье, что удалось вырваться с командных должностей. Хуже нет в войсках должности ротного. Как собака бегаешь.
- Это точно. На эту тему есть хороший анекдот, только с военно-морским уклоном. Вызывают в штаб флота старого командира подводной лодки и говорят: "Мы хотим ввести новые льготы для плавсостава. Как вы на это смотрите?" Командир, старый, прожженный морской волк: "Хорошо смотрю". Кадровик: "Мы хотим увеличить оклад, квартиры вне очереди, путевки давать в дом отдыха. Мы думаем, что когда об этом на берегу узнают, то их от зависти разорвет. Вы как считаете?" Командир: "Это точно. Но когда первого разорвет, вы меня на его место поставьте, пожалуйста!" Вот и у нас. Какие бы льготы не обещали ротным, взводным, какие бы дифирамбы не пели, один хрен, надо держаться подальше от этих командных должностей.
- Пошли спать. День трудный будет.
- Да. Неизвестно, когда еще предстоит выспаться толком. Слава, а ты знаешь, ты паразит знатный.
- С какой это стати?
- Да со своими глупыми вопросами. Родина, не Родина. Государство, страна. Тьфу. Голова разламывается.
- Зато мне хорошо. Выговорился, и вроде лучше. Пусть другие мучаются.
- Вот и я говорю - паразит.
- Не мучай себя. Самокопание никому пользу не приносило. Пока забудь. Выйдем живыми - поговорим. В ближайшие дни нам некогда будет думать. Пусть рефлексы работают.
- Это правда, пусть нервная система поработает. Пацанов только жалко. Много их тут останется.
- "Навеки девятнадцатилетние", как у Бакланова.
- Хватит, опять завелся. Пошли спать.
Мы подошли к нашей машине, выбросили окурки и зашли внутрь. Пашка за время нашего отсутствия успел прибрать и уже лежал в постели.
- Ты сегодня не в карауле?
- Нет. Завтра моя очередь, и то днем.
- Шланг да и только. А кто мой сон оберегать будет?
- Ваш сон, сами и сторожите.
- Опять хамит. Надо будет тебя заставить копать окоп для стрельбы с коня стоя.
- Для стрельбы с коня стоя?
- Именно, а то уж больно языкастый стал.
- А высота коня?
- Три метра.
- Таких коней не бывает.
- Бывает. В Москве памятник Юрию Долгорукому видел? Вот для его коня и его самого и будешь копать, если еще хоть раз будешь дерзить. Понял, балбес?
- Понял, понял, - проворчал Пашка, отворачиваясь от нас. Он знал, что если нас "достать", то мы можем многое сотворить.
Мы в который раз сняли только ботинки, носки, ослабили ремни на брюках. Автомат у меня у подножия топчана, у Юрки - на гвозде над головой. Пару гранат в изголовье под матрас. Трофейный ПБС - под матрас на уровне бедер, патрон в патронник и на предохранитель. Теперь можно забыться в коротком сне. Жаль, что не удалось опьянеть. Юрка, гад, помешал. Завтра я ему напомню. Лампочка, освещающая наше помещение, висела у меня над постелью. Я выкрутил ее наполовину, все погрузилось в темноту. На прощание объявил:
- Отбой в войсках связи.
Закончился еще один долгий день очередной войны. Богу, Судьбе, Случаю было угодно, чтобы я остался жив. Помогите и дальше. Вся прожитая жизнь мало что значила,впереди был самоубийственный штурм Минутки. Господи, помоги!После этого мысленного обращения к Богу я уснул.
В семь часов прозвенел будильник. Ночь была спокойная. На нас никто не нападал. Спал сном младенца. Снов не было. Во рту, казалось, только что опорожнилась сотня-другая пионеров. В горле пересохло. Все-таки алкоголь подействовал на организм, жаль, что мозги остались ясными. Выпить бы сейчас рассольчику огуречного. Эх, мечты, мечты. Я встал, оделся. С Юркой вышли на улицу. Опять туман. Погода, значит, будет хорошая. Я несколько раз энергично взмахнул руками, кровь по венам и артериям побежала веселее. Умылись, перекурили. Пашка тем временем, встав немного раньше нас, приготовил завтрак.
- Что приготовил, сынок, своим отцам? - спросил Юра, когда мы вошли в кунг.
- Кофе, бутерброды с сыром и "братская могила" - килька в томатном соусе, чеснок, лук, - ответил Паша.
- Может, по стопочке опрокинем? - спросил Юра.
- Давай грамм по пятьдесят, - я был не против, хотя по утрам пил крайне редко.
- Водку, коньяк?
- Давай "конины", водка по утрам - это пошло.
- Пашка, доставай "конину". Предпочтительней французский, марочный, двадцатилетней выдержки, с юга Франции. У нас есть такой?
- Есть из Дагестана, сэр, - в тон Юре ответил Паша.
- Дерьмо, конечно. Но за неимением гербовой пишут на обычной бумаге. Придется давиться дагестанским, настоянным на клопах. Пашка, достанешь французского - все прощу. Можешь даже Родину продать. Я все прощу! - у Юрки было приподнятое настроение.
Пашка тем временем полез в ящик, где хранились продукты и выпивка, достал бутылку коньяка, открыл ее и разлил по стаканчикам. Только мы хотели выпить, как в дверь раздался стук, и она открылась. На пороге стоял наш сосед - замполит бригады Казарцев Серега. Он с порога начал в шутку орать:
- Вы, что, черти, охренели? С утра коньяк стаканами жрать. И этого малолетнего преступника спаивать! Подвинься! Ого, какую ты себе задницу отожрал. У подполковника и то меньше. Гонять тебя надо. А еще лучше - отправить в какой-нибудь батальон, там людей не хватает. Враз похудеешь, - Серега примостился рядом с Пашкой и взял у него стакан, понюхал.
- Во гады, пьют, а замполита не приглашают. Свинство это. Придется комбригу доложить, пьют штабные с утра. И, главное, что пьют - коньяк. А с меня еще вчера сигареты вымогали. Совести ни на грош.
- Будешь пить-то? Или ты хочешь нам настроение с утра пораньше испортить? - мне хотелось опрокинуть стакан, а замполит под руку трещал.
- Какой нюх у тебя, Серега! - Юрка не скрывал своего восхищения. - Не раньше, не позже, а только как налили, и нате вам.
- Он за дверью стоял, подслушивал, наверное.
- Пить будешь?
- А то! - Серега еще раз посмотрел в стакан, который забрал у Пашки. - Мал еще, алкоголик. За, что пьем, мужики?
- За удачу. Нам она всем понадобится в ближайшее время, - Юрка был серьезен.
- За удачу, так за удачу, - Серега тоже стал серьезен.
Выпили. Коньяка было налито у всех немного. Пашка остался без своей порции спиртного и поэтому с завистью смотрел на нас. Начали закусывать.
- Ночью было принято решение отправить часть руководства и штабных офицеров в батальоны, - сказал Серега, жуя бутерброд.
- На хрена?! - моя реакция была мгновенна и неподдельна. - Мы же будем только мешать работать. Командир роты и батальона не сможет полноценно руководить, командовать. Мы же как балласт будем у него на КП болтаться. Как не пришей к голове рукав.
- Действительно, Сергей, на какой ляд мы там нужны? - Юрка тоже был удивлен.
- Хрен его знает, мужики, что они там планируют, приказ пришел из "Северного". Кстати, сегодня ночью наши взяли Ханкалу, и поэтому штаб переезжает туда.
- А смысл? Самолеты там все равно не сядут, так? Только "вертушки". Перепахать все на "Северном", самолеты, которые там есть, либо перегнать на Большую землю, либо уничтожить, и головной боли меньше. Это целый полк будет охранять аэропорт, а еще полк снимай с боевых позиций и кидай на охрану Ханкалы! Маразм! - я искренне не понимал смысл всех этих перемещений.
- А что такое Ханкала? - в разговор вклинился Пашка. - Много слышал, а что это?
- Ханкала - это, - начал Серега, по замполитовской привычке отвечать на все солдатские вопросы, - бывший аэродром ДОСААФа, там сосредоточены учебные самолеты чешского производства. Дуда пытался переоборудовать их в боевые, но не успел. По слухам и данным разведки…
- Что одно и то же, - встрял Юрка.
- Точно, - продолжал Серега, - несколько самолетов ему все-таки удалось переоборудовать под боевые и перегнать куда-то. А так там около двухсот самолетов. Недалеко от Ханкалы находятся ракетные пусковые установки. Раньше тут баллистические ракеты находились, ну а когда нас поперли, может, и пару боеголовок с носителями мы могли оставить. Я уже ничему не удивляюсь. Плюс на Ханкале находятся постройки. Скоро поедем за гуманитаркой, вот и поглядим на новый командный пункт Командующего.
- Серега, хрен с этой Ханкалой, расскажи лучше, на какой х… нас кидают в батальоны. Как с боевых единиц от нас толку ноль. Взвод, роту нам не дают. Да и мы переросли эту ступень. Смысл?
- Не знаю. Команда Ролина. Максимум управленцев и штабных - на передовую.
- Ладно, от нас еще толк будет, а от зам по тылу? - Юрка тоже кипел от негодования.
- Не засерайте мне мозги, мужики. Приказ есть приказ. Мы с вами идем во второй батальон.
- Вместе? Это хорошо.
- Сам попросился с нами?
- Да. Сам.
- А для чего?
- Курево не хочешь отдавать?
- Лучше с вами, отморозками, чем с каким-нибудь гнусом.
- Ага, Серега, признал наши заслуги!
- Вы хоть и придурки - Пашка, закрой уши - но вы не побежите, не бросите ни меня, ни людей. И на рожон не полезете.
- Правильно. На рожон мы тебя пошлем. По второй?
- Давай, и идем в штаб на совещание. Штурм назначен на сегодня на полдень.
- Звиздец! - я был шокирован.
- Они что там, в "Северном", гребанулись совсем? - Юрка покраснел от злости.
- Звиздец бригаде! - выразил общее мнение Пашка.
- Заткнись, дурак, не каркай! Наливай лучше, и, пока будем на совещании, заполни фляжки коньяком и водкой. Одну фляжку - спиртом. Сам знаешь, где бутылка спрятана. И никому ни слова, что здесь слышал. Ты понял? - Юрка уже не говорил, а кричал. Злость, страх, бессилие, - все это читалось на его лице.
- Да понял я, понял, что орать-то, - бурчал в ответ Пашка.
Мы закурили. Не хотелось ничего говорить, надо было переварить, обкатать ситуацию. Пашка тем временем налил всем и, после кивка Сереги, себе тоже коньяку.
- Поехали?
- Давай.
Мы выпили. Начали жевать "братскую могилу". Никто опять не проронил ни слова. Я посмотрел на часы, было 7.40.
- Пошли?
- Пошли. С Богом! - Юрка перекрестился.
И мы, взяв с собой бушлаты и оружие, вышли на улицу и направились к штабу. Там уже стояли штабные офицеры и ждали, когда все соберутся и мы войдем в зал для совещаний. Уже облетела всех весть о том, что почти всех офицеров штаба бригады распределят и закрепят за батальонами и отдельными ротами. Судя по немногочисленным диалогам, никто не понимал своего положения в данной ситуации. И речь не шла о трусости, а о том, что любой батальонный офицер по уровню занимаемой должности находился ниже, чем штабной офицер бригады. Поэтому и положение было у нас двоякое. С одной стороны, командир батальона и его начальник штаба целиком должны были подчиняться нам, как посредникам, наблюдателям от штаба бригады. Но нам ни в коем случае не хотелось подменять командиров, унижать их авторитет перед подчиненными. С другой стороны, мы тоже по своему положению не могли им подчиняться, вот и получалось, что мы нужны в этих частях, как зайцу стоп-сигнал.
Поискал комбата второго батальона. О нем ходили легенды. Рассказывали, что он при обстреле на руках вынес механика-водителя и командира подбитой БМП, на которой ехал на броне. Что он выходил в эфир и приглашал чеченцев на дуэль. Когда она состоялась, а стрелялись из автоматов, духи его зауважали. Он с первого выстрела пробил противнику с пятидесяти метров плечо и не стал добивать. Дух промахнулся. За своих солдат он так воевал, как за родных детей. По радио договаривался с духами, чтобы дали ему возможность вывезти раненых. Первый раз ему позволили, а во второй расстреляли МТЛБУ с ранеными. Погибло шесть солдат и один офицер. После этого он уже не выходил в эфир с предложением постреляться на дуэли, он посылал бойцов, и под покровом ночи те вырезали обкуренных духов. Не боялся пули и где на брюхе, а где на коленях, но ежедневно обходил, оползал все свои позиции, смотрел на каждого бойца. Не чурался с солдатами и поговорить, и пошутить, и сто грамм выпить. Не был он никогда с ними запанибрата, но знали все, что смерть каждого из них он тяжело переносит, не хочет он свою офицерскую карьеру заработать на солдатских костях. Не боялся он высказывать свое личное мнение. И мнение было продиктовано не личными амбициями и обидами, а обстановкой, самой жизнью. Может, поэтому в свои сорок два года, имея за плечами академию, он так и остановился на уровне командира батальона. Личность сама по себе колоритнейшая. Ростом под метр восемьдесят пять, под сто пятьдесят килограммов весом, но не жира, а мяса, мышц. В ладони мог спрятать граненый стакан. Полон сил и энергии. Работать - так работать, воевать - так воевать. С ним и его людьми мне выпала судьба и решение командиров штурмовать Минутку. Вот только завяз он основательно у этой гостиницы "Кавказ". Много она у него крови выпила.
Я увидел командира второго батальона, подошел к нему:
- Здорово, Александр Петрович.
- Здравствуй, Вячеслав Николаевич.
- Слышал уже про затею со штабными?
- Слышал. Тьфу! - этим плевком он очень образно выразил свое отношение к происходящему и инициативе. - Получается, что мне уже не доверяют. Так?
- Хрен его знает, Петрович, в какие они игры играют. Мне самому эти игрушки не по нутру. Знаешь уже, наверное, что меня к тебе направляют.
- Слышал. И Юрку, и замполита тоже. Замполита-то зачем? Прямо как в тридцать седьмом году - особое совещание "тройки"! Кто приговор выполнять будет?
- Не пори чепухи.
- Слава, как мне чепухи не пороть, если остался без начальника штаба. Ротного поставить не могу ни одного, потому что роты оголятся, им замены тоже нет, взводных повыбивало. Всю ночь передавал эту гребаную гостиницу соседу, - комбат уже не говорил, а скорее рычал, басил. - Тут вы еще со своими фантазиями. Пойми, мил человек, против тебя с Юрием я ничего не имею, замполит тоже неплохой мужик, но зачем весь этот спектакль? Мне не доверяете?
- Да пошел ты, Петрович, тебе не доверяем. Я спал сном младенца, а тут такой наворот. Сам того же мнения. Я тебе палки в колеса вставлять не буду. Командуй, как опыт подсказывает, ты уже не мальчик. Что надо - помогу. Когда в батальон поедешь, если ничего нового не придумают, нас с напарником забери.
- Хорошо. Вы только никуда не теряйтесь. Водки много не берите, этого добра у меня хватает, а вот курева захватите - напряженка. Поесть тоже хватит.
Тут все присутствующие потянулись в помещение штаба. Там уже нас ждали и комбриг с Сан Санычем, и наш генерал. По всему выходило, что нам была отведена такая же участь, что и генералу при нашей бригаде, сидеть и наблюдать.
- Товарищи офицеры, - начал комбриг, - получен приказ начать операцию сегодня в 12.00. Также получен приказ о закреплении за каждым батальоном и отдельной ротой офицеров управления бригады и моих заместителей. Тем самым будет налажено бесперебойное взаимодействие.
Поднялся шум в зале.
- Тихо, товарищи офицеры, я понимаю ваше возмущение, но никто никого подменять не собирается, тем более не идет разговор, ни в коем случае, о недоверии. Сейчас начальник штаба зачитает, кто за каким батальоном закреплен.
Билич встал и быстро огласил список. Все получилось, как и рассказывал Казарцев, мы втроем попали во второй батальон.
- Каков план наступления? - спросил командир танкового батальона Мазур.
- Мы когда входили в город, был у нас план?
- Не было.
- Вот и сейчас его нет. Первая цель - Госбанк. Вторая - Дворец Дудаева. Остальное по обстоятельствам.
В зале опять поднялся шум. Все матерно обсуждали такой оборот дела.
- Первыми идут танкисты вместе со вторым батальоном, их прикрывают и поддерживают огнем первый и третий батальоны. Вопросы?
Но никто не стал задавать вопросов, понимая, что не услышит вразумительного ответа ни на один из них. Постепенно стали расходиться. Понимая, что я здесь бесполезен, вышел на улицу, Юрка следом. Замполит бригады и командир второго батальона остались у комбрига. Закурили.
- Ну, что по этому поводу думаешь? - спросил Юра, тоже закуривая.
- Ничего не думаю. Лучше ничего не думать. Пошли паковаться.
Следующий час прошел в собирании необходимого и допивании бутылки коньяка, оставшейся после завтрака. Потом зашел комбат второго батальона, и мы тронулись вперед. Прибыли на место минут через двадцать и тут же колонной поехали в сторону Минутки. Соседи, уже предупрежденные о нашей "славной" миссии, провожали нас, выкрикивая что-то ободрительное. Удивительно, но при подходе к Минутке нас никто не остановил, никто не обстрелял.
За четыре квартала от злополучной площади мы остановились, и комбат собрал своих офицеров на совещание. Вкратце он обрисовал то, что уже было нам известно. Представил нас как офицеров по взаимодействию со штабом бригады, добавил, что позднее присоединится и замполит бригады, также для оказания помощи. Многих офицеров мы уже знали. Трое из четырех ротных были кадровыми офицерами, а четвертый был назначен недавно вместо убитого Сереги Максименко. Но держался уже уверенно, как равный среди равных. Со стороны Минутки доносился грохот авиационного налета и артиллерийской подготовки. Сзади послышался грохот и лязг. Через пару минут показалась колонна танкового батальона. На третьей машине, сверкая белками глаз и показывая белизну зубов, сидел на башне Серега Мазур. Он остановил колонну и спрыгнул к нам.
- Здорово!
- Здорово, давно не виделись, и часа не прошло. Готов?
- Готов к чему?
- К своей "карусели". Наслышан уже. Толково придумано, лишь бы толк был.
- Поглядим. Когда начнем?
- Минут через пятнадцать авиация улетит, а артиллерия заглохнет, и начнем.
- Минут пять для верности надо выждать.
- Обязательно, а то по духам они, может, промажут, а по своим - в самое яблочко уложат.
- Точно, не раз уже бывало. Кто первым пойдет?
- Давай, пускай своих танкистов.
- А не пошел бы ты на хрен, а? Когда в город входили, пехота зассала, а я своих бросил под гранатометчиков. Поэтому давай вместе.
- Вместе так вместе.
- Но мои танки через мост не пойдут, там точно будет навалом гранатометчиков. Мост помогу оседлать и перебраться, и огнем поддержу на той стороне, а там уже сам на свое пехотное счастье надейся.
- Вот так всегда.
- Не ворчи, дед. Наливай, а то уйду.
- Придет, нахамит, а потом еще наливай. У самого, что ли, нет, халявщик?
- Есть, только идти далеко.
- Ладно. Сашка, - позвал пехотный комбат своего механика-водителя, - неси закуску и бутылку "кристалловской".
- Ого, хорошо живешь - московскую водку пьешь, - мы были искренне поражены.
- Это у меня из домашних запасов, для особых случаев берегу.
Разлили водку на всех присутствующих офицеров, включая и ротных. Выпили, закусили прямо из банки мерзлой тушенкой. Пока пили, закончилась артподготовка, пару минут спустя смолк и авиационный гул. Наступила тишина, нарушаемая только редким треском автоматных и пулеметных очередей.
- Товарищ подполковник! - из БМП комбата высунулся боец. - Команда от "двадцать второго" (это был позывной комбрига) "555".
- Передай, что понял и выполняю, - прокричал комбат и побежал к своей машине.
Мы последовали следом. Танкисты и ротные второго батальона также кинулись к своим машинам, и они пошли. За квартал до Минутки нас остановили наши разведчики и рассказали, что им удалось оттеснить духов от моста с нашей стороны, но те залегли на самом мосту и на другой стороне. Мост, похоже, не был заминирован, но они за это не ручаются. Пехота спрыгнула с машин и, прикрываясь бортами и руинами, ждала команды. Подошли танкисты. Договорились, что махра пойдет вперед, а "коробочки" сзади на расстоянии пятидесяти метров.
Комбат, как это положено по полевым уставам всего мира, не сзади своего подразделения, а впереди вместе с наступающей в авангарде первой ротой. Нам с Юрой ничего не оставалось делать, как идти вместе с комбатом. Укрываясь за развалинами, мы короткими перебежками добрались до моста. Разведчики сдерживали бешеный напор духов, желающих отбить у них мост. Где-то начиная с середины моста были возведены из обломков бетона укрепления, за которыми укрылись духи и поливали наш берег свинцом. Не позволяя высунуть голову. И минометчики духов начали обкладывать нас минами. Пока что они вели пристрелочный огонь, мины падали в реку, но с каждым разом все ближе. Через несколько минут первые мины начали падать на наш берег. Вдобавок духи начали обстрел из подствольных гранатометов. Грохот стоял невыносимый. Вой мин нарастал, пули и осколки постоянно стучали о бетонные блоки, за которыми мы прятались. Появились первые потери.
В первой роте, в которой мы находились, мина разорвалась близко, и один из крупных осколков наполовину оторвал солдату голову. Тело лежало на животе, половина шеи была вырвана, а вторая половина под тяжестью головы склонилась направо. Из разорванного горла фонтаном хлестала кровь, окрашивая стену в бурый цвет. Подполз боец, но не для того, чтобы оказать помощь, а чтобы снять личный номер с разорванной шеи и вытащить документы из внутреннего кармана. Когда боец переворачивал покойного на спину, руки мертвеца судорожно дернулись и обхватили автомат, секунду назад принадлежавший ему. Как будто не хотел он расставаться с ним. Искоса понаблюдав за этой картиной, мы вновь начали наблюдать за духами. Те на своем берегу подтягивали силы и появился БМП. Из-за нашей спины послышался уже знакомый лязг и грохот. Наши. Танкисты. Могли бы и пораньше.
Головной танк выстрелил, но первый выстрел был не прицельный, пролетел снаряд над головой у духов и разорвался где-то далеко у них за спинами. Второй выстрел был ближе, осколками он разогнал толпу духов. Несколько тел остались лежать неподвижно на мостовой, некоторые орали, корчились там же. Раненые. Минометный обстрел прекратился и автоматный огонь поутих. Комбат скомандовал:
- Вторая рота! Подствольники к бою! Огонь! Первая и третья рота - вперед! - сам первым выскочил и, увлекая людей, побежал, пригибаясь почти к земле.
Кто с криками, кто с матами последовали его примеру, мы также влились в общий поток. Над нашими головами шелестели гранаты от подствольных гранатометов. На мосту, на другом берегу послышались хлопки и щелканье осколков от разорвавшихся гранат. За нашими спинами гулко заговорили танковые пушки, разрывы их снарядов также разогнали, рассеяли пехоту на противоположном берегу. Пехота с моста ползком отошла и спряталась за сожженным танком. Вновь возобновился минометный обстрел. Вой мин действовал на нервы хуже, чем сами разрывы. Казалось, что воздух вокруг тебя вибрирует, сжимается, бьет по огрубевшим от разрывов барабанным перепонкам. Воля практически парализуется. Вой такой и ощущение такое, будто именно эта мина летит к тебе. Что сейчас она упадет на тебя с высоты двадцати метров и, ударившись о твое тело, разорвет его на многие сотни кусков, раскидает его. Но постепенно усилием воли заставляешь себя раскрыть глаза и посмотреть на мир.
Вторая рота подтянулась к нам, по радиостанции сообщали, что подошли первый и третий батальоны и готовы поддержать нас огнем при захвате моста. Через минуту в хор стрельбы из танковых пушек и автоматной трескотни вступили пушки БМП двух подошедших батальонов. Собачим тявканьем были слышны автоматные голоса первого батальона и более солидно - крупнокалиберные третьего.
Духи почти заткнулись. Противоположный берег был укутан в разрывы от снарядов и гранат. Воздух можно было трогать руками, на зубах скрипела пыль, в горле першило от сгоревшего тротила и еще какой-то гадости. Глаза начали слезиться, шок, страх после первых минут боя начал проходить. В висках застучала кровь, пот потек из-под подшлемника. Сразу стало жарко. Я расстегнул бушлат и ослабил крепление на бронежилете. Перевернулся на спину. Достал сигареты и спички. Прикурил. Юрка, лежавший рядом, протянул руку и жестом показал, что тоже хочет курить. Я ему дал. Говорить что-либо в этом адском грохоте было абсолютно бесполезно.
Затягиваясь, почти не ощущал вкуса сигареты. Одна горечь. Горечь, смешанная с пороховыми газами и никотином. По опыту знаю, что через пять-десять минут закончится эта какофония, и придется бежать, ползти по этому мосту. Не хочу! Хочу лежать и глазеть в небо. В голове путано возникли обрывки какой-то молитвы. Не смог вспомнить. Главное - вперед и выжить. По команде нашего комбата огонь перенесли дальше вглубь. БМП замолчали, могли нас зацепить. Комбат крикнул:
- Вперед! Ур-р-ра!
Люди стали выскакивать из своих укрытий и где ползком, где в полный рост побежали вперед. Я тоже побежал. Духи, увидев нашу атаку, открыли огонь. Справа кто-то визгливо закричал. Впереди боец как будто наткнулся на невидимое препятствие, отлетел назад, раскинув руки. Его автомат упал мне под ноги, я наступил на него и чуть не поскользнулся.
Пробегая мимо, я мельком посмотрел на тело. Пах был разорван. Брюки набухли от крови, открытые глаза не мигая смотрели в небо. "Готов" - пронеслось в мозгу. Стало страшно. Во рту опять, в который раз, почувствовался привкус крови. Страшно, очень страшно. Ноги становятся ватными. Я закричал. Закричал что-то нечленораздельное. Закричал, завопил от страха. Господи, помоги, помоги выжить.
Вот уже и до моста осталось немного. Вот он, заваленный обломками бетона, кирпича, обмотанный колючей проволокой. Впереди человек тридцать высыпали на мост. С другой стороны опять открыли ураганный огонь. Первые человек десять упали, двое еще шевелились, пытались отползти назад. Остальные отхлынули и укрылись за руинами бывшего духовского блокпоста.
Я тоже плюхнулся рядом, потом отполз за обломок бетона. Выставил автомат и дал короткую очередь в сторону духовского берега. Оглянулся. Офицеры остались чуть сзади. Я впереди всех офицеров. Значит, я здесь главный.
Стараясь перекричать шум боя, я заорал, чтобы попытались вытащить раненых с моста. Бойцы, лежавшие впереди, закивали, что поняли. Двое поползли вперед, а остальные открыли огонь, стараясь прикрыть своих. Раненые, увидев, что идет помощь, постарались ползти навстречу, но получалось у них это не очень хорошо. Сзади подполз комбат, прохрипел в самое ухо:
- Быстро бегаешь, Слава.
- Назад я еще быстрее бегаю, - ответил я.
- Почище "Северного" будет?
- Точно. Вот только мост им не дать взорвать.
- А для этого, Славян, надо его раньше захватить, - и вновь заорал комбат, - вперед! Вперед, ребята!
И снова зашевелились люди и хлынули из своих щелей навстречу летящей смерти. Сам комбат также выскочил из-за плиты и побежал вперед, я за ним. Вот уже опять первые ворвались на мост. Те, кто полз за ранеными, поднялись на ноги и присоединились к остальным.
И вот я на мосту. Свист и грохот. Духи перенесли минометный огонь на мост. Грохот. Я падаю. Сел. Ощупал себя. Вроде все в порядке, только ничего не слышу. Постучал открытой ладонью по одному уху, по другому, как будто вытряхивая воду. Не помогает. Глухая пелена отделяет меня от окружающего мира. Потом сообразил - контузия. Ударная волна хлестанула по барабанным перепонкам, выгнула их в другую сторону. Ничего страшного. Со временем пройдет. Я посмотрел туда, где разорвалась мина. Помню, что впереди бежало четыре человека. Где они? Вот они. Разорванные тела четырех бойцов лежали поперек моста. Видимо, все осколки приняли. Мне не досталось. Пока не досталось. То ли от контузии, то ли от зрелища кишок или оттого, что смерть была так рядом, от страха в животе закрутило и меня начало рвать. Выворачивало наизнанку долго, пока не пошла желчь. Я отплевался. Удивительно, но вместе с рвотными массами ушла и часть глухоты. Я начал слышать звуки.
Вокруг меня бежали люди. Некоторые падали и уже не шевелились, я сидел, как дурак, рядом с лужей собственной блевотины, и мне было хорошо. Жив!!! Жив!!! Во рту была горечь. Хотелось пить. Я нащупал фляжку и сделал большой глоток. И тут же почти все выплюнул. Пашка налил внутрь коньяк. Я выдохнул воздух из легких и отпил. В голове постепенно наступало прояснение. Так, надо сматываться отсюда. Но уходить с пустяковой контузией - это несерьезно. Я посмотрел на останки бойцов, которые приняли мои осколки.
Вперед, вперед. Мысли еще путались. Пробивались как сквозь ватную завесу. Я начал вставать. Зашатало. Я удержался с трудом на ногах. Все хорошо. Через час-полтора все пройдет. Контузия не первая. Надо только водку пить, не стесняться. И все будет замечательно. Вперед! Я упрямо сделал несколько шагов. Остановился. Огляделся. Впереди, примерно на половине моста, залегли солдаты. Я, как китайский болванчик, стоял у них за спиной и шатался. Удивительно, как меня еще не подстрелили, пролетело в голове. Как-то враз мне удалось найти ту точку, что позволяла мне удерживать без проблем вертикальное положение, и я на полусогнутых, все еще чужих ногах побежал к своим. Вперед, вперед.
Не добежав метров десять, я плюхнулся на живот и пополз. Добравшись до своих, я привалился к какому-то бетонному обломку. Бойцы, лежавшие чуть впереди, оглянулись и что-то прокричали, но мозги еще плохо соображали, и поэтому я не разобрал, что именно. Но, судя по их одобрительным и ободряющим жестам, что-то хорошее. Сообразив, что со слухом у меня не все в порядке, они подняли большие пальцы вверх. Я согласно покивал головой.
- Я не ранен, я просто контужен, - проорал я им.
Через наши головы вновь начали стрелять танкисты. Огонь противника поутих, и снова мы пошли вперед. Теперь я плелся где-то в середине. Стрелять я боялся, чтобы не зацепить своих. Сзади уже вошли на мост солдаты первого батальона. Наконец-то удалось пройти мост. Теперь главная задача - удержать его. Я оглянулся назад. Минометным огнем духи заставили первый батальон откатится назад. Теперь на вражеском берегу был только наш, второй батальон. Мост был усеян трупами, по примерной оценке - не менее пятидесяти. Сто пятьдесят метров моста и пятьдесят убитых. Страшная арифметика. Раненых забрали с собой подразделения первого батальона.
Духи, не прекращая огня по мосту, начали обстреливать нас. И вот они поставили дымовую завесу. Верная примета того, что сейчас пойдут в наступление. Команду комбата передали по цепочке: "Приготовить подствольники. Огонь!". Мы начали обстреливать разрастающееся облако дыма из подствольников. Дыма и без этой завесы хватало. Но это был дым черного цвета. У кого из бойцов не было подствольных гранатометов, те стреляли длинными очередями по этому облаку. Послышались крики раненых, как из самого облака, так и с нашей стороны. Из облака послышался лязг гусениц. Или танк, или БМП? И оттуда начался расстрел наших хилых позиций. Случайные камни и обломки бетонных стен хреновое укрытие от снарядов.
Сверху послышался вой наших самолетов, и с неба посыпались авиабомбы. Ты никогда не был, читатель, под авианалетом? Нет? И слава Богу.

запомнить
Забыл пароль \| Регистрация

Логин:
Пароль: