Язык войны - особенный язык,
В нем много слов с неведомым значеньем,
На нем общаются легко те, кто привык,
А у других от этих слов недоуменье.

Там два "слона" воткнулись на ночь возле РОПа,
С "коровы" резво выгружают "огурцы",
"Игла" достала "крокодила" ноль-второго,
"Правак" с него пошел домой, одетый в цинк.

Вот отличились в перехвате "слухачи",
Опять 15-й в эфире объявился,
Взмывают в небо быстро грозные "грачи",
"Дух" не уйдет, куда бы он ни скрылся.

А на "зачистке" "соболя" и взвод "омаров",
Вчера два крупных "схрона" вскрыли, повезло,
"Консервы," "мухи" и "шмели" и, даже, "сварку"
Они, изъявши, погрузили на "газон".

Из-под земли, как-будто, появились "фэйсы",
Все в модных "лифчиках." Беда - у них "двухсотый",
"Спецам" нарезали задачу с интересом,
На "гинеколога" объявлена "охота".

И слово "наши" понимается полней,
Оно не просто из числа местоимений,
В нем теплый Родины глоток и мощь корней,
Семьи особенной - гражданских и военных.

Язык войны рождается в огне,
И ни за что нельзя понять его по книжкам,
Для тех он близок стал, кто побыл на войне.
На языке войны - сестренкам и братишкам.

*****


ПОСЛЕ ГОСПИТАЛЯ.

Перед первым осенним снежком,
Когда в золото бросит полесье,
Я с дружком, со своим корешком
Захочу прогуляться по лесу.

Тесно листьям на мятой траве,
Мы присядем на старый пенечек,
У него седина на коре,
И поставим вблизи пузыречек.

Вспомним те недалекие дни,
Когда больше нас было намного,
А теперь мы остались одни,
Рядом с этим пеньком при дороге.

Поболтаем о том и о сем,
Опрокинем и вновь наливаем,
И веселую песню поем,
А нам грустно ручей подпевает.

Мы забудем на миг о делах
И в сердцах разбираться не стоит,
Ты сожми мою руку в руках,
От беды она первой прикроет.

*****

"28"(памяти друга).

Ты шел, как и все, по бульвару длиной в миллионы шагов,
Сжигал фонари и в таинственной мгле ускользал от врагов,
28 огней, 28 свечей лишь досталось тебе
И гитары струна порвалась и повисла в усталой руке.

Черный кот, черный ход,
Черный цвет облаков и луна,
Кто плывет - доплывет,
А устал - захлестнет волна.

Ты умел рисовать черной краскою светлый мир,
Превратить шумный праздник в тяжкий стон похорон,
Куда уходит тропа - безмолвием глаз говорил,
Показал, где кончается бред, начинается сон.

Нынче ставни закрыты, усталая дверь не скрипит,
Из тарелки с мильоном крупинок исчезла одна,
Кто сжигал фонари на бульварах, тот скоро сгорит,
Но кто даст им ответ, отчего же иссохла река?

Черный ход, черный кот,
Черный цвет облаков и луна,
Кто плывет - доплывет,
А вернувшись, поймет,
Отчего же иссохла река.

******

ВОЙСКОВОЙ СВЯЩЕННИК.

В отряде радость- есть у нас священник войсковой,
И в черной рясе каждый раз ходил он с нами в бой,
"Разгрузка" сверху и - всего, ну, точно Пересвет,
Просить устали мы его одеть бронежилет.

В своей "разгрузке" он носил походный целый храм,
Штук пять аптечек разместил и Требник рядом там,
Во флягу влил святой воды, а в пузырек - елей,
Так и служил наш войсковой отрядный иерей.

Он с боя раненных тащил, собою прикрывал,
Не помнить зла он нас учил и всех благословлял,
Новопреставленных ребят по чину отпевал,
Он поминал, крестить был рад и даже раз венчал.

Напоминал он нам о том, чтоб размышляли как живем,
Что две присяги мы даем, за них ответ несем:
Одну - пред Богом, отрекаясь сатанинских дел,
Другую - Родине служить, такой у нас удел.

И вот, в один из тех боев в окрестностях Шали
Он пулю снайпера поймал повыше чуть брови,
Прости, отец, за то, что мы тебя не сберегли,
Спасти хотели, донести, спешили, как могли.

Но снайпер-демон дело знал, гаденыш, хорошо,
Он точно знал в кого стрелял и выстрел рассчитал,
Наш капеллан был не жилец, пред тем, как отойти:
"Христос Воскресе!" - нам сказал, и больше не дышал.

Прощался с ним отряд наш весь, eго лобзая крест,
Пред строем он в гробу лежал под отданную честь,
В Седмицу Светлую почил наш брат и наш отец,
И как в признание ему - Воистину Воскрес!

*****

КТО-ТО.

Кто-то должен искать, кто-то должен найти,
Тот, кто мог обижать, должен молвить "прости",
Кто-то должен идти, кто-то должен дойти,
Откровенье узнать и другим донести.

Ведь не может же быть, что совсем не доплыть,
Надо только успеть ничего не забыть,
Весь клубок размотать до конца осторожно,
Только нить не порвать, если это возможно.

Кто-то вынужден жить, кто-то вынужден петь,
Потянуть эту нить и потом - умереть,
Но кого-то ведь может совсем и не быть,
И никто не поможет долги погасить.
Тогда кто же возьмется за все сгоряча?
Скоро обруч сомкнется, сгорает свеча...

*****

ВОЗВРАЩЕНИЕ.

Наконец я возвращаюсь домой,
Я так долго был в далеких краях,
Издержался и на ноги - босой,
Да белеет седина на висках.

Я потом Ему с лихвой оплачу,
Его помощь не забуду вовек,
Знает Бог, что так домой я хочу,
Как хотеть умеет лишь человек.

Обвязал друг мои раны платком,
Дал попить воды холодной глоток,
Пожелал он мне удачи потом,
Я спешу найти желанный порог.

На него я на коленях взойду,
Поцелую подле землю губами,
Стукну в дверку, но вовнутрь не войду
И в сенях силуэт вижу мамин.

Как же сгорбилась, родная моя,
Поседела с непосильных забот,
Но все так нежна ладошка твоя,
Помню, мне махала ей у ворот.

И уткнулся, как мальчишка, в подол,
И заплакал, не стесняясь, слез,
Сколько я к тебе, мамулечка, шел,
Как тебя мне не хватало всю жизнь.

Говоришь, что нынче сдох серый кот,
Тот, которого мальцом приволок,
Запустел от сорняков огород,
И колодец наш старинный иссох.

Да к кормушке, что в саду сколотил,
Прилетают так же птицы клевать,
А черешня, что давно посадил,
Уж завяла, ее надо срубать.

Я теперь, моя родная, с тобой,
Я вернулся в этот дом навсегда,
Ты надень-ка свой платочек шитой,
Мы с тобою заживем как тогда.

Починю все неполадки, шутя,
И забор поставлю новый, резной,
Ты - единственная, мама моя,
Тебя любит сын единственный твой.

*****


ЗИМА.

Опять оделась в белое земля
И голубое поднебесье видно реже,
Уснули снегом скрытые поля
И воздух обдает дыханьем свежим.

Искрят снежинки в солнечном сиянье,
Переливается бриллиантами родник,
На стеклах окон так причудливо вязанье
Нам подарил морозец озорник.

И хочется мне гимн прочесть морозу,
Но видно в этом я не преуспел,
Не превзойти никак Есенина березу,
Которую поэт давно воспел.

*****

ТОПОР.

Мне б передышку, мне б поспать,
Хоть миг свободно подышать,
Но видно мой удел таков:
Чем глубже в лес, тем - больше дров.

С остервененьем рвет топор
Деревьев праздничных убор,
И в вихре липком сочных слез
Гноится сердце от заноз.

Сложу дровишки на возу,
Уймись, топор, не довезу,
Но он бездушным жалом стали
Ломает, крушит все без жали.

Остановись, кричу, постой!
Пора уж трогаться домой,
Ведь, чую, лезвие из пня
Приняться хочет за меня.

Вот горе-горькое, беда,
Из глаз моих течет вода,
Я пищей, как сосна в бору,
Стал своему же топору.

Мне свежий пень заменит плаху,
Расстегнут ворот у рубахи,
Свистящий взмах... А так бы - жил.
Коль б в лес поглубже не входил.

*****

АРТИСТЫ.

Музыкант на мостовой -
Шляпа черная лежит -
Инструмент ласкает свой,
Людям душу бередит.

Он на улице стоит,
Губы греют саксофон,
Звуком плачет и грустит,
Камни слышат этот стон.

Старый-старый саксофон,
Пожелтевший нотный лист,
Ты ведь тоже видишь сон,
Как и твой седой артист.

Фраки, смокинги, цветы,
Крики "Браво!" и "На Бис!",
Как тебя до хрипоты
Надрывал саксофонист.

А потом по кабакам
Вас в ночи возил таксист,
Но играли вы и там,
Ведь артист - везде артист.

А теперь, под занавес,
Ваш подмосток - тротуар,
И с тобой, наперевес,
Музыкант будил бульвар.

Твой стареющий металл
Он дыханьем оживил
И на улице играл,
Словно вновь на сцене был.

Музыкант на мостовой -
Шляпа черная лежит -
Инструмент ласкает свой,
Людям душу бередит...

*****

"11" (ПОД АТАГАМИ).

Под Атагами. Под Атагами
Мы месим глину под сапогами,
Нам генералы почти, как боги,
Все ничего бы, да плохо ноги.

Не заживают, гноятся раны,
Ведь сыро нынче, дожди-туманы
Вскрывают тропы, снега съедая,
Весна приходит. Она такая.

И ей неважно, что трудно будет,
Что снова горы стрельба разбудит,
Что обнажает врагу дороги,
Кому-то время, кому - итоги.

У нас - предгорье, темнеет рано,
Да воздух, правда, от гари странный,
Пусть ноги плохи да мы не ропщем,
А так нормально, терпимо вообщем.

Под Атагами. Под Атагами
Не бросят наши, придут за нами,
И все нормально, сгодится в целом,
И шут с ногами, лишь были б целы.